Много раз я пыталась проносить монетки мелкого достоинства, крепко зажав их в пальцах. Просто для того, чтобы научиться. Но неизменно проваливалась. Я могла их прятать по карманам, в бюстгальтер или даже держать во рту, а они, противные, все равно испарялись. Ну, что тут еще скажешь? Видимо, чего-то я недопонимала. И, вероятно, многого.

Еще одним казусом стало перемещение в Нью-Йорк…. Тот случай, произошедший во время обеденного перерыва, мне очень хорошо запомнился и многому научил. А все потому, что следовало бы хоть иногда включать голову, прежде чем «прыгать» без задних мыслей непонятно куда и внимательно смотреть на картинку, чтобы впоследствии избегать очень неприятных оплошностей, одна из которых едва не стоила мне жизни.

Начать хотя бы с той же разницы во времени.

Европа, которая отстояла от нас во временной зоне всего на несколько часовых поясов, особенных различий в дневном освещении не выявляла. А вот первое посещение Соединенных Штатов встретило меня абсолютной и непроглядной ночью. И ладно бы только это…. Но самым большим шоком оказалось падение в холодную воду. И это все в темное время суток. В полной дезориентации.

Когда меня накрыло с головой, я едва не захлебнулась. Не соображая, что делаю, просто судорожно перебирала в черной мути руками и ногами, надеясь, что, в конце концов, выберусь на поверхность. Сражалась я, как мне показалось, целую вечность. Боялась до оторопи. Замерзала, паниковала. Когда начало сводить ступни, думала, что все – это конец. Но вскоре голова все-таки вынырнула наружу, где я, хрипя и хватая ртом воздух, огляделась по сторонам в поисках ближайшего берега. На мое счастье тот оказался близко.

На траву я кое-как выбралась через высокий бетонный парапет, тянущийся по всему периметру берега. Оцарапала ладони, вывихнула лодыжку. Потом долго сидела, тряслась от холода и стучала зубами, пытаясь отойти от шока. Сзади, освещенная прожекторами, возвышалась статуя свободы.

Конечно…. Как же я сразу не догадалась, растяпа из глубинки!

Изображение на календарь было сделано фотографом с острова. Того, на котором я сейчас сидела. Сделано оно было днем, и, похоже, что с воды, иначе с чего бы мне вдруг «приводняться»? Если бы фотограф стоял на парапете, то и я бы воплотилась в той же самой точке, откуда он снимал далекий скайлайн – с этим я уже худо-бедно разобралась. А раз на парапет я не попала, значит, была где-то там лодка, на которой этот счастливчик сидел.

А вот у меня лодки не было. Пришлось поплавать ночью в Нью-Йоркском заливе. Одежда противно липла к телу, холодила и без того замерзшую кожу, тяжелым мешком давила на руки и ноги. Из-за этого сосредотачиваться на мысленном изображении собственной комнаты было сложно. Но американские красоты уже не привлекали. Спасибо, мне всего хватило….

Теперь хотелось только одного – оказаться прямиком в своей комнате. Дома. Согреться и переодеться. Представляя собственную квартиру, я изо всех сил молилась, чтобы она оказалась пустой, и мне не пришлось кому-нибудь объяснять, откуда я взялась и почему с головы до пят мокрая. Если дядя Толя еще смог бы списать все на белую горячку, то с мамой было бы сложнее. А не дай Господь, еще какая-нибудь соседка….

Дома, мне на бесконечную радость, было тихо и пусто. Мать отсутствовала, отчим тоже. А вот мне следовало появиться в офисе уже через пятнадцать минут – обед заканчивался. А я – сырая и грязная – носилась по комнатам и рылась в шкафах, пытаясь избавиться от мокрых джинсов и найти сухие. С волос капала вода.

Второго плаща на вешалке в коридоре не имелось, а лишь осталась с позапрошлой осени тонкая синяя куртка, которую я и нацепила, продолжая стучать зубами.

В душ бы…. И чаю. Но некогда.

Черт бы подрал одиннадцатичасовую разницу с далеким континентом и собственную тупость. На работу, сколько бы я ни силилась успеть, все равно опоздала.

* * *

Если путешествия становятся почти что работой, то даже они перестают радовать.

Спустя три недели я хорошо это поняла.

Все серей становилась осень, все промозглей и дождливей погода. Лишь несколько дней оставалось до наступления октября. Все так же привычно бороздили потонувшие в газу улицы машины, все те же насущные проблемы занимали умы утомленных и вечно спешащих куда-то пешеходов.

Бабушку выписали из больницы, и уже какое-то время она жила дома. Мама, раздав большую часть вещей на реализацию, снова улетела за покупками. Иногда я думала о том, чтобы переместиться следом за ней и понаблюдать – просто так, ради любопытства, но всегда оставался риск быть замеченной, и овчинка не стоила выделки.

Успела вернуться со своего курорта и Валентина Олеговна. Прожаренная, красно-кирпичная и, в общем и целом, довольная жизнью. Сидя в офисе, я в пол уха слушала ее красочные рассказы о местных достопримечательностях, которые уже ни единожды успела посмотреть собственными глазами. Девочки восторженно вздыхали и охали, я же только морщилась, вспоминая местную жару и закутанных в белое тряпье арабов, алчно косящихся на иностранных туристок, будто специально напоказ выставляющих (зачастую сомнительные) «прелести».

В отличие от разомлевшей после отдыха администраторши (уж не знаю, из проснувшейся зависти или как), я посмотрела не только Шарм-Эль-Шейх, но и Хургаду, и Луксор, и Александрию….

И вообще, за этот странный и сумасшедший месяц я, наверное, успела повидать сотни городов. Даже названия им стала забывать. Миллионы лиц, проплывшие мимо меня, давно слились в безликую людскую массу, среди которой у меня не было ни друзей, ни знакомых. Да и откуда было появиться друзьям, если тебя постоянно носит туда-сюда на короткие промежутки времени, а возможности задержаться и пожить на одном месте нет?

Я все больше чувствовала, что устала.

Но, несмотря на усталость, тренироваться все еще продолжала, хотя уже не так интенсивно и много, как раньше. Не скакала по миру, словно конь, которому под чувствительное место вставили шипы. Стала заметно серьезнее, внимательнее и наблюдательнее. Теперь всегда проверяла погоду в пунктах назначения заранее, чтобы избежать неприятных сюрпризов, завела привычку четко и ясно представлять места «приземления», чтобы не радовать себя любимую незапланированным плаванием.

Следовало признаться, что не столько усталость донимала и изматывала меня в последнее время, сколько неуклонно возрастающее одиночество.

Казалось бы, живи и радуйся, путешествуй до изнеможения, что еще нужно? Денег за это никто не спрашивает, здоровье не портится, времени, в общем и целом, хватает. Но как только первый запал «бешенства» спал, стали появляться грустные, большей частью философские мысли, оканчивающиеся знаком вопроса.

Зачем мне такой дар, который ничему не помогает? Куда его применять? Какая в нем может быть выгода? Вот если бы переносились в руках вещи, тогда бы да, другое дело. А так, налегке? Почти что глупо. Найди я способ транспортировать объекты, можно было бы подумать о том, чтобы бросить работу и заняться каким-нибудь бизнесом по типу «купи-продай». Ни тебе затрат на билеты, ни растаможивания, ни другой бюрократической волокиты. Можно было бы придумать тысячи вариантов, несущих процветание в монотонную жизнь. В конце концов, начать грабить банки или воровать из галерей именитые шедевры. Хотя на такое я, скорее всего, не решилась бы.