– Суицид, – сказал Захаров возникшему в двери пожилому доктору-еврею. – Что-то там с гортанью.

Доктор кивнул и, не выказывая никаких чувств, склонился над блондинкой.

Логинов прикурил еще одну сигарету и, отойдя к окну, стоял, глядя на свое отражение в слезящемся окне, пока номер не опустел. Где-то в стороне сверкали молнии, и тогда вспышки освещали края нависших над городом тяжелых грозовых туч. Дождь почти прекратился.

– Товарищ подполковник, – послышался сзади голос Захарова. – Извините, я не…

– Ладно, капитан, – вздохнул Логинов, поворачиваясь. – Проехали. Только на будущее заруби себе на носу: тонкости своей душевной организации приберегай для посещения вернисажей. А на работе о них и думать забудь. Ясно?

– Да.

– Вот и ладно. Садись. Подобьем бабки. Что думаешь об этом субчике?

– Он что-то темнит. Я думаю, его нужно показать Матросову.

– Молодец, – немного насмешливо кивнул Логинов. – Голова у тебя работает. Значит, так. Звони дежурному, пусть приглашает майора на опознание. Дальше будет видно. По дороге заскочим на Московскую, посмотрим на этот новый дом в натуре. Карта, конечно, дело хорошее, но городской ландшафт – штука капризная. Ты когда-нибудь из снайперской винтовки стрелял?

– Нет.

– Ладно, звони, я пошел обуваться.

Дверь в 317-м не была заперта. Логинов для приличия постучался и вошел, услышав «вайдытэ!». Кавказец уже куда-то собрался и сидел на кровати в темных брюках, светлой рубашке и светлом зеленоватом пиджаке. В пепельнице лежало три окурка. Судя по всему, он терпеливо дожидался, пока Логинов зайдет за ботинками.

– Извини, Рубен, задержка вышла, – сказал Виктор, подходя к окну и обуваясь. – По девочкам?

– Да нэт. По работе. Торгуэм по чут-чут.

– Ясно. Хорошо получается?

– Нэ очэн. А што дэлать? У нас стрэляют, а я нэ хачу. Лучше торговать.

– Это точно, – вздохнул Виктор. – Торговать – лучше. Только не у всех получается. Ладно. Бывай.

– Бивай… Кароший ти челавэк, Виктор.

– Кто – я? – оглянулся на пороге Логинов.

– Да. Ти. Я много людэй видэл. Разных. Знаю, чиво гаварю.

– Я – не хороший, – сказал Виктор. – Я – разный. Работа такая. Кому-то нужно и стрелять… Пока.

Дождь лил не переставая. Люди попрятались по своим квартирам. Они отогревались в домашнем уюте, расслаблялись и не очень-то обращали внимание на непогоду.

Человек, прятавшийся в кустах напротив Ипатьевского ГОВД, тоже имел уютную квартиру, в которой можно было переодеться, отогреться и отоспаться. Но идти домой он боялся. Из информации, которую он получил по своим каналам, следовало, что все повисло на волоске. Возвращаться домой было нельзя, потому что за ним в любой момент могли прийти…

Человек вздохнул и коснулся рукой живота. Там, под одеждой, в кожаном нательном поясе лежали тугие пачки долларов. Денег было много. Очень много. С такими деньгами можно было начать новую жизнь где угодно…

Но еще столько же ему должны были заплатить на следующий день. И передать бланки подлинных документов, с которыми можно было бесследно раствориться на бескрайних российских просторах…

Прикосновение к деньгам придало промокшему человеку уверенности. Он вдруг поверил, что все у него получится. Продержаться ему оставалось совсем немного.

Сквозь высокое окно было видно, как через фойе к выходу из ГОВД направился кряжистый мужчина с брюшком. Одет он был в кожаную куртку, на руке болталась барсетка.

– Наконец-то… – пробормотал человек в кустах.

Мок он напротив ГОВД не просто так. Чтобы продержаться до завтра, ему позарез была нужна «чистая» машина. И именно такую машину человек приметил на стоянке возле милиции. Красная «семерка» принадлежала кряжистому мужчине с барсеткой. Фамилия того была Рачинский. Раньше он работал начальником ипатьевской ГИБДД, теперь перепродавал машины.

Естественно, что никакой гаишник не станет тормозить машину бывшего шефа. Разве что честь отдаст. С другой стороны, Рачинский сейчас жил один, так что заявить о его пропаже тоже было некому…

Человек в кустах сложил зонтик и оглянулся по сторонам. На его счастье, дождь усилился, так что людей на улице практически не было. Рачинский с поднятым воротником пробежал к своей «семерке», нырнул внутрь и немного прогрел двигатель. Человек в кустах терпеливо ожидал.

Наконец «семерка» тронулась с места, описала полукруг на стоянке и выбралась на проезжую часть. Несколько секунд спустя наперерез ей бросился промокший человек. Бывший начальник ГИБДД узнал его в свете фар и тут же притормозил.

– Ты?.. – удивленно спросил он.

– Я, я! – быстро проговорил промокший человек, опускаясь на пассажирское место.

– А что ты здесь делаешь, ты же вроде…

– Потом объясню! Жми вон к тому дому! Видишь?

– Вижу… Так… А-а?.. – начал было Рачинский, но пассажир снова его перебил:

– Давай! Быстрее!

Не зная, что и думать, бывший начальник ГИБДД тем не менее рванул машину с места и направил к указанному дому. Через несколько секунд подсевший в «семерку» человек скомандовал:

– Все! Тормози!

Машина остановилась, Рачинский повернул голову и успел сказать:

– Так а-а это…

В тот же миг тонкий нож пронзил его горло. Рачинский дернулся, выпучил глаза и захрипел.

– Тихо, тихо… – проговорил убийца, придержав его.

Когда бывший начальник ГИБДД затих окончательно, убийца оглянулся по сторонам и выбрался из машины под дождь. Перетащив тушу Рачинского на пассажирское место, он затер на сиденье следы крови и уселся за руль.

Нож так и торчал в шее убитого. Человек прикурил сигарету и направил «семерку» к окраине Ипатьевска в сторону Московской…

Спустившись с Захаровым на лифте вниз, Логинов направился к стойке. При его приближении администратор нервно вскочил. Смотреть на Виктора он почему-то не решался и беспорядочно перебирал на столе какие-то бумажки.

– Держи, – сказал Логинов, отдавая три ключа – один от 317-го и два от 319-го. – Постоялец съехал, белье на месте. Можешь не волноваться, я проверил.

– Спасибо, – проблеял администратор.

– Пожалуйста, – усмехнулся Виктор. – Будут проблемы с руководством – позвони в управление ФСБ. Моя фамилия – Логинов. Запомнил?

– Да, – напряженно кивнул администратор.

– Пока.

Под звуки музыки, доносившейся из бара, они с Захаровым пересекли фойе и вышли на крыльцо. Справа под козырьком курила намазанная девчушка в короткой юбке. Она окинула их бесцеремонным взглядом, вздохнула и отвернулась. На вид ей было лет пятнадцать, и несло от нее, как из винной бочки.