На берег нас высадилось трое.

Я. Каппа. И Ссака. Все трое в экзах. Все трое подошли к берегу на вместительном плоту – под водой всегда возникают дополнительные траты энергии. Пара прыжков решила бы дело, но, если придется возвращаться на поврежденных и лишившихся герметизации экзах я бы предпочел иметь под рукой крепкое плавсредство.

Как только мы оказались на берегу, то Каппа и наемница сразу же разбежались, оставив меня одного вытаскивать плот на топкий вязкий берег. Справившись, я мгновенно утек за деревья, сходу забившись под переплетение упавших и уже гниющих, но все еще живых стволов. Нагребя на себя кишащей насекомыми черной мокрой земли, я затих, в крохотную щель между парой ветвей глядя на мутное речное зеркало. Ссака и Каппа заняли примерно такие же позиции.

Мы ждали.

Ненавижу, когда меня пытаются использовать втемную или внаглую.

Тут был второй случай.

И инициатором выступил вдруг очнувшийся от алкогольной дремы еще молодой, но уже разваливающийся вождь, что после очередного отлива мочи вдруг развернулся и, забыв спрятать вялый отросток, толкнул почти невнятную речь о том, что хватит мол сука терпеть этого гребаного дракона, что успел сожрать так много наших за прошедшие годы.

Понявшие куда дело клонится советники попытались ему осторожно напомнить, что если на территорию дракона не соваться, то и проблем от него не бывает. Но вождь уперся и громогласно заявил, что терпеть драконье злобство сил уже нет и надо эту тварь кончать!

Советники попытались еще раз… и тут вождь сделал главную ошибку, после которой назад хода уже не был – он проблеял, что так ему повелела Мать. И все разом заткнулись, глядя на тупого вождя в бессильной ярости. Лишь Мигель качнулся было к пьяному дебилу, пытаясь что-то шепнуть – скажи мол, что Мать повелела чужакам это сделать, а нам помогать водкой и жратвой – но вождь оттолкнул от себя старика и повторил – мы дадим бой дракону!

Кончено.

И ведь не отрубился упырок после такого количества эмоций. Сумел продержаться еще полчаса и даже дать еще одну нихрена не зажигательную речь, что все же подействовала на главную надежду племени – молодых крепких парней. Хотя у меня и возникло ощущение, что парочка из этих ребятишек давно уже мечтает скинуть с плеч стариковское иго советников, но без козырей этот номер не провернуть. А вот если молодые вопреки глупыми старикам завалят дракона…

Короче, лежа на берегу, я лениво считал ползающих по забралу Гадюки муравьев, ожидая, когда прибудут те, кого опять же Мигель попытался спасти. Ссака слышала, как на каком-то местном языке старик давал наставления уже накачавшимся легкой наркотой и бухлом «воинам», убеждая их не рвать с места в галоп и подождать, пока чужаки первыми не углубятся в джунгли. Пусть мозги парней были до предела переполнены адреналином и кокой, они Мигеля все же услышали. Погрузились на второй плот, не слишком умело придерживая приклады винтовок и дробовиков. Уселись и затихли, нервно поглядывая на нас. Ну да… одно дело хвалиться размером своего члена во время барной вечеринки и совсем другое, когда настает время продемонстрировать его ожидающей чуда красотке…

Мы ушли первыми.

Мы причалили первыми.

И ушли в джунгли первыми.

Но дальше этого, парни… дело не пойдет. Меня так внаглую не использовать. А вот я вас… я прямо сука с радостью и без каких-либо переживаний.

Второй плот ткнулся в берег далеко не столь уверено, как наш. Затихнув на таких родных бревнах, воины сгрудились у земляной кромки и глядели на нее так, будто им предложили окунуться в дерьмо замешанное на серной кислоте. Кто-то самый умный подтолкнул друзей в спины и вся эта орава, якобы бесшумно, вывалилась на берег.

Невыносимо медленно прошли еще десять минут. Десять минут! Все это время потерявшая уверенность стая молодых речных волков прямо на моих глазах обращалась в стадо овец у ворот бойни. Если они решат уйти – мешать не стану. Каждый гоблин должен раз в жизни решить для себя кто он такой – волк или овца.

И ведь они почти ушли…

Но тут с плавучей крепости донеслись самые страшные звуки – ободряющие девичьи голоса. Не женские мудрые голоса матерей, что совсем нахрен не желают терять любимых сыновей в придуманной тупым вождем алкашом хреновой затее. Нет. Там звучали совсем молодые голоса – так визжат семнадцатилетки или девки чуть старше. Вперед, мой волк! Ты самый сильный! Убей всех! Я жду тебя! Лучшее из прозвучавших девичьих обещаний – ты получишь особую награду! В этот момент у половины парней яйца лопнули, забрызгав мозги раскаленной спермой.

Это решило дело, и заулыбавшиеся парни закинули в рты по порции беловато-зеленых листьев, прицелились в джунгли и медленно пошли вперед плотной нелепой группой. Настолько плотной, что они касались плечами, тыкались локтями и то и дело наступали друг другу на пятки. Так они прошли мимо меня, достаточно умело обогнули участок с заваленными от тяжести лиан деревьями и двинулись перпендикулярно берегу, явно даже не представляя куда они особо идут. Но видя, как они с надеждой поворачивают уши на каждый звук, сразу становится ясно, что они ждут звуков стрельбы – дебилы верят, что мы уже где-то там и вот-вот найдем дракона, чтобы начинить ему жопу пулевой смесью.

Медленно выбравшись из укрытия, я добавил на себя еще грязи вперемешку с травой и бесшумно двинулся за отрядом дебилов, идущих на смерть. К ним я не приближался, шагая так, чтобы не терять их из виду и при этом не позволить им увидеть меня.

Соррос увидел очень мало – как он считал. И очень много – как понял я.

В тот роковой для них день они сразу двинулись прочь от берега и успели пройти ну может метров триста-четыреста, когда на них выскочила огромная страшная туша. Все, что они услышали – дикий рев голодного зверя. Все что увидели – широченную грудь, могучие мускулистые серые лапы обтянутые бугристой кожей. И харю… невероятно уродливую безносую страшнейшую харю с торчащими наружу желтыми клыками. Огромная тварь начала с того, что откусила голову первой авантюристке, а затем запихнула безголовой тело поглубже в пасть и, с хлюпаньем принялась наслаждаться мясом. Потом вдруг резко остановившись, выплюнула изжеванные останки и бросилась на остальных – что наконец-то отмерли и попытались спастись. Уйти не удалось никому кроме Сорроса. Его же почти достали, но он, несясь на крыльях паники, влетел в узкую щель между двумя старыми деревьями, куда преследующий его гигант не смог просунуть даже лапу. Соррос обернулся и увидел, как разворачивающийся дракон уходит прочь! Он удалялся! Обрадованный Соррос чуть замедлился – неосознанно, по дурости – и тут же ощутил дичайшую в его жизни боль. Глянул в сторону – руки как не бывало. На бегу глянул вниз – из глубоко прорезанных бедер хлещут струи крови. Дальше он не помнит ничего кроме несущихся навстречу деревьев, затем мутная речная гладь и… снова дикая боль, когда привлеченные кровью речные обитатели поспешили начать жрать подранка.

Рассказ путанный – это даже не считая отметенных мной ненужных подробностей, что впечатлили подростков, но не касались дело. Да… рассказ путанный, пусть так, но при этом в нем очень много важнейшей информации. Я был рад что не повел весь отряд дальше, когда мы наткнулись на огромные кучи дерьма.