– Ни хрена себе… – тихо офигивает Литвинов, – кому рассказать – не поверят!

– Угу… Ни в сказке сказать, ни без мата обойтись…

Нет, я, конечно, уже все понимал про Мезенцева еще с прошлого раза, но чтобы так… борзо штурмовать бэтээрами Кремль?! Ну, Степан Денисович жжет!

Похоже, генералы настроены решительно и пойдут до победного конца. Да уж… у иностранных журналистов сегодня точно звёздный час!

Андрей неожиданно хмурится:

– Русин, а ты чего все за грудь держишься? Сердце пошаливает или дышать трудно?

– Да нет… это что-то другое. Не переживай.

На самом деле чертова печать жжется, как свежий горчичник. Рука так и тянется потереть грудь, а лучше и вовсе разодрать ее ногтями. С трудом справляюсь с собой, тяну Литвинова за руку вниз:

– Так, Андрей, пока все глазеют в ту сторону, мы с тобой должны пройти в Кремль.

– Как ты себе это представляешь?

– Да просто. Подойдем к посту, ты предъявишь удостоверение, скажешь, что нам срочно нужно в комендатуру Кремля. Они сейчас растеряны, у их начальства паника – им вообще не до нас. Рискнем?

В конце концов, у меня с собой «индульгенция» Хрущева. Покажу и ее.

– Ну, давай…

Мы бодро спускаемся по лестнице и выходим из подъезда. Я на ходу достаю из кармана лыжную шапочку и натягиваю ее до самых бровей. Хотя мог бы в принципе и совсем не маскироваться – все настолько увлечены происходящим, прилипнув к ограде сада, что на нас с Литвиновым никто даже внимания не обращает. Мы с деловым видом подходим к молоденькому милиционеру, стоящему на посту в Кутафьей башне, его напарник в это время с озабоченным видом разговаривает по рации. Литвинов предъявляет свою ксиву, небрежно кивает в мою сторону:

– Это со мной, мы в комендатуру.

– Что там творится? – шепотом спрашивает нас милиционер.

– Да, непонятно ничего, – вздыхает Литвинов, – кажется, дивизия Дзержинского опять нагрянула.

Мы торопливо проходим по мосту и ныряем под своды Троицкой башни. Здесь еще один пост, но, увидев удостоверение Литвинова, нас даже не останавливают. Довольно переглянувшись, мы быстрым шагом направляемся к зданию Совета Министров – Сенатскому дворцу, в Свердловском зале которого и проходит внеочередной Пленум ЦК. Это тот самый зал, над куполом которого на флагштоке развивается главный государственный флаг страны. И, по словам Литвинова, в Сенатском дворце помимо Совета Министров СССР расположен рабочий кабинет Хрущева, зал заседаний Президиума ЦК КПСС и, кстати, официальное рабочее место Иванова как главы Особой службы.

Судя по бэтээрам, стоящим перед центральным портиком здания, наши отцы-командиры уже здесь. А увидев на входе знакомых бойцов дивизии Дзержинского с автоматами наперевес, мы понимаем, что «смена караула» тоже, видимо, уже произошла. Литвинов попытался мимо них пройти, нахально предъявив свою ксиву, но здесь этот номер не прошел. Нас мягко, но завернули. На наше счастье, вскоре в дверях показался Северцев.

– Ба! Знакомые все лица! – улыбается Иван, машет рукой солдатам. – Это свои. Пропустите.

Обмениваемся крепкими рукопожатиями. Литвинов, глядя на погоны Северцева, подмигивает:

– Что Иван, в майоры скакнул? Все как Хрущев тебе обещал?

Северцев улыбается, тоже подмигивает в ответ:

– Может, за этот раз подполковника дадут?

Мы дружно смеемся.

– Угу… – фыркаю я. – За Мезенцевым не заржавеет. Ну что у нас тут? Вторая часть марлезонского балета?

Улыбаюсь уже сквозь силу – печать не просто печет под рубашкой, а горит, как после сильного ожога.

Заходим вслед за майором в вестибюль. Рядом со светильниками, украшающими основание великолепной мраморной лестницы, ведущей наверх, стоят еще два бойца с автоматами.

– Ну, что там слышно? – интересуется у них Северцев, кивая на лестницу.

– Да тихо вроде.

– Знаете, парни, давайте-ка сам провожу вас к генералу, – предлагает майор, – а то его сегодня такие серьезные мужики сопровождают, не чета нам. Они хоть и в штатском, но…

Мы с Андреем переглядываемся и от комментариев воздерживаемся. Молча поднимаемся по лестнице, отделанной мрамором и гранитом. В пролетах установлены скульптуры богини правосудия – весьма символично для сегодняшнего дня. У высоких дверей, ведущих в Свердловский зал, вижу коллег из Особой службы. Нам с Литвиновым кивают, мы скромно подходим к ним.

– Степан Денисович просил подождать его здесь, если ты вдруг появишься.

Дверь в зал чуть приоткрыта, и я заглядываю в нее, обводя взглядом интерьер, знакомый любому советскому человеку. Сам сто раз видел по телевизору этот круглый зал с высокими колоннами и грандиозным куполом. Только не думал, что мне когда-нибудь доведется сюда попасть. Весь зал заставлен рядами кресел, в которых сейчас сидят члены ЦК, правда, лиц людей не рассмотреть – видны одни лишь затылки. Штук триста затылков, не меньше. В дальнем конце невысокое возвышение типа сцены со столом президиума. За ним неглубокая ниша с высокой аркой, в которой стоит бюст Ленина. Перед сценой трибуна, с которой сейчас выступает Мезенцев. Мне его слышно плохо, но видно, что зал слушает генерала внимательно.

Я отступаю от дверей, прислоняюсь затылком к стене и прикрываю глаза, пытаясь отрешиться от жгучей боли в груди. Что ж так хреново‑то?! Хотя понятно… Печать же не просто так начала ныть с самого утра. События снова пошли поперек исторической реальности, а это не может радовать Люцифера – весы опять качнулись в пользу порядка и усилили его. Вот только боль терплю-то я уже с большим трудом, не хватало мне еще застонать при всех или грохнуться в обморок. Боль накатывает по нарастающей, и когда я с трудом открываю глаза, перед ними вьются стаи черных мушек. Оказывается, меня тормошат за плечо.

– Русин, тебя зовут в зал.

Пытаюсь встряхнуться и принять бодрый вид. Сейчас я им все скажу, что обо всем этом думаю!

Переступаю порог зала, иду к трибуне по центральному проходу. Кажется, Мезенцев сразу заметил, что со мной что-то не так. Я пытаюсь улыбнуться, делаю еще пару шагов, и… вдруг грудь простреливает дикой болью. Хватаюсь за нее рукой и чувствую, как по пальцам течет теплая кровь. Пытаюсь зацепиться за трибуну, но не дотягиваюсь и падаю, теряя сознание. Перед глазами мелькают лица, и последнее, что я слышу, корчась от боли, – испуганный женский крик:

– Убили!!! Смотрите, у него вся грудь в крови!!!!

А дальше проваливаюсь в темноту, и в голове мелькает последняя мысль: наверное, я выполнил задание, теперь не страшно и умереть. Но как же Вика без меня?..

– Руки в гору!! Я сказал в гору!