Лучник выслеживал Лисицу уже без прежнего рвения и пытался найти повод подольше остаться в лесу рядом с девушкой-крестьянкой. Она была так мила и умна и часто заставляла его смеяться.

Но девушка эта хранила один маленький секрет. Она умела оборачиваться лисой – той самой, которую и должен был выследить Лучник.

Узнав об этом, он решил, что его наниматель совершил ужасную ошибку. Лучник вернул заплаченные ему монеты и сообщил, что это не лиса, а девушка.

Но наниматели и так знали об этом, и его отказ разозлил их. Они прокляли Лучника, заставив того охотиться на девушку, которую он любил.

В этот момент сердце Эванджелины всегда начинало взволнованно колотиться о ребра. Но каждый раз, когда мама приближалась к финалу баллады, она вдруг забывала, о чем говорила. А сейчас и Эванджелина добралась до конца сказки.

Она чувствовала уверенность Лучника, смешавшуюся со страхом, когда он притаился в лесу рядом с домом своей возлюбленной.

Лучник всегда был уверен в своих силах и умениях. Прежде ему ни разу не давали заданий, с которыми он бы не справился. Не существовало такого зверя, которого он бы не выследил. Не было такой цели, которую он бы не поразил. Он мог попасть в подброшенное в воздух яблоко даже с расстояния в тысячу шагов. Он прослыл легендарным охотником, хорошо известным Лучником, и он собирался пожертвовать всем, чтобы спасти ту прекрасную девушку.

Не успел он подумать об этом, как вдруг увидел, что его пальцы уже натягивают тетиву, готовясь выпустить стрелу в девушку, которую он так сильно полюбил.

Лучник резко отбросил лук в сторону и переломил стрелу об колено, отчаянно желая с той же легкостью разрушить коварное проклятие. Но он знал, что оно спадет, только когда он убьет Лисицу. А значит, единственный способ спасти ее – держаться как можно дальше. Но Лучник все равно не мог поверить, что они с Лисицей не могут быть счастливы. Должен же быть… какой-то… способ…

Сон растаял так же быстро, как снежинки на солнце. Эванджелина изо всех сил пыталась удержать его. Она хотела знать, чем закончится ее любимая сказка. Но чем сильнее она старалась ухватить сон, тем быстрее он начинал рассеиваться, пока все воспоминания о нем не исчезли вовсе.

Эванджелина очнулась, и боль тут же обрушилась на нее. Она больше не чувствовала ни горячих, ни холодных объятий – лишь то, как горит каждый дюйм ее кожи, как боль растекается по телу, и даже мягкая перина, на которой она сейчас лежала, никак не облегчала ее состояние. Она медленно открыла глаза, привыкая к свету, которого как раз хватило, чтобы разглядеть над головой толстые железные прутья клетки.

Эванджелина резко села.

Рана на плече взорвалась болью, и Эванджелина со стоном вновь упала на постель.

– С возвращением, принцесса, – раздался мягкий, словно бархат, голос.

Эванджелина повернула голову и увидела хорошо знакомого вампира. Прислонившись к столбику кровати, стоял Хаос, Повелитель Шпионов и Убийц, и во всем его облике сквозило превосходство. Он отлично знал, что нет такой силы, которую ему стоило бояться.

Эванджелина попыталась изобразить уверенность, но тело ее невольно оцепенело. Она поняла, почему над ее кроватью установлена клетка. Ее привезли в подземный замок Хаоса.

Она была здесь лишь однажды, но хорошо запомнила клетки в человеческий рост, подвешенные к потолку в таинственных коридорах старинного замка. Эванджелина отказывалась даже думать, зачем ее сюда привезли.

Она лихорадочно перебирала свои воспоминания. Последние несколько часов почти не сохранились в памяти, но ей удалось вспомнить, что случилось прямо перед тем, как она потеряла сознание. Она находилась в Волчьей Усадьбе, повсюду растекалась ее кровь, Джекс назвал ее по имени – Эванджелина, – а не Лисичка, как это обычно бывало. А потом он попросил у нее прощения. Неужели он извинялся за это? За то, что собирался отдать ее Хаосу?

– Я пленница? – спросила она.

– Ты можешь покинуть это место, когда захочешь, – ответил Хаос и кивнул на ее бедро. – Но сомневаюсь, что с раненой ногой ты далеко уйдешь.

Эванджелина не понимала, какие эмоции сейчас испытывает вампир, а все из-за проклятого бронзового шлема, который он постоянно носил. Бронза закрывала его голову по бокам, обхватывая заодно лоб и челюсть, чтобы Хаос не укусил ее. И все же в его замке она чувствовала себя очень уязвимо.

Упрямо поджав губы, Эванджелина огляделась в поисках выхода. Комната оказалась примерно такого же размера, что и ее покои в Волчьей Усадьбе. На каминной полке были расставлены свечи, по углам стояли кресла, обтянутые черным бархатом, а у ближайшей стены Эванджелина увидела комод для одежды и драгоценностей. Ей в глаза бросилась широкая округлая дверь на другом конце комнаты – слишком далеко, чтобы она могла самостоятельно добраться до нее с больной ногой. И все же Эванджелина понимала, что не может оставаться в этой постели. Она должна была покинуть это место и подумать о том, почему Аполлон напал на нее.

Эванджелина не верила, что он действительно хотел ее убить. И сейчас осознавала это со всей ясностью. Аполлон выглядел измученным и напуганным. Он просил бежать от него, пытался спасти ее еще до того, как напал и пустил первую стрелу. И теперь ей нужно было разобраться, почему так случилось.

Эванджелина начала скидывать с себя простыни, как вдруг поняла, что на ней нет одежды. Она была почти обнажена. Запаниковав, она вцепилась в простыню и натянула ее повыше, в это время как в голове метались испуганными птицами мысли, кто мог раздеть ее. На ней осталась лишь короткая сорочка из тончайшего шелка и полотняные бинты, скрывающие ее раны на плече и бедре.

Она не могла покинуть постель в таком виде. Пусть Хаос и не мог укусить ее, других вампиров в его владениях ничто не сдерживало. Они могли запросто напасть на нее, что с большой долей вероятности и сделают. Разгуливать по замку в тонком шелке казалось ей сродни откровенному приглашению к пиршеству.

Набрав в грудь побольше воздуха, Эванджелина выпалила:

– Если я правда могу уйти, то прошу принести мне одежду и обувь.

Хаос мягко рассмеялся, и его смех звучал обманчиво юным. Он выглядел всего на пару лет старше Эванджелины, но если верить словам Джекса, то Хаос был ровесником самого Севера.

– Я погорячился, когда сказал, что ты можешь уйти в любой момент.

Дверь с округлой аркой распахнулась со скрипом, бесстыдно выдававшим ее возраст, и Эванджелина увидела в