– Дядь Антон, осади, – уже угрожающе произнес Сашка, находясь в боевой стойке перед переломившимся пополам, роняющим тягучую слюну и стонущим матросом. Получить в печень – то еще удовольствие, а рука у Сашки тяжелая.

– Отставить!

Услышав этот голос, Сашка вздрогнул и тут же вытянулся по стойке «смирно». Ох, что сейчас будет. Это ж надо, дядька Федор. Ну все, теперь достанется так, что приходи кума любоваться.

– Вахрушев, что тут произошло?

– Господин унтер-офицер, дядька Антон…

– Матрос Зубаткин, – с некой ленцой перебил юнгу унтер.

– Так точно, матрос Зубаткин велел юнге Малкину принести ему табаку, а сам при этом ничем занят не был. Я и сказал ему, что он и сам может сходить.

– А потом, стало быть, сразу в морду, чтобы дошло лучше?

– Никак нет. Это он…

– Я видел другое.

– Так это потом, а поначалу он первый… – Голос парнишки все же дрогнул.

Вот стоит он навытяжку и правым себя считает, и не виноват он, что матрос на него полез в драку, и поди докажи. В голосе его уже были слышны практически рыдания, твердый ком наконец сковал горло так, что и ни слова из себя не выдавить, и дышать трудно. Обидно ведь.

– Иди на корабль, Вахрушев.

Сашка в ответ не смог произнести ни слова, только руку бросил к бескозырке и, резко развернувшись, размашистым шагом направился на «Росич». Это тут дядька Федор ни слова не сказал – не любил он при посторонних выговоры ребятам устраивать, ну если не допекут, да и то сдерживался. Вот вернется на корабль – тогда и аукнется юнге Вахрушеву. А за что? Разве он виноват? Обидно.

Федор осмотрелся. Ну да, не прошло происшествие незаметным, эвон матросы и унтеры подтянулись. Смотрят. Зубаткин уже справился с приступом боли, и на лице его аршинными буквами читается охватившее его возмущение – того и гляди, затянет: «Полундра, наших бьют!» Придется разъяснить. На «Росиче» он в обиду никого не даст, но ведь и на остальных кораблях мальцы, и ведь постоять за себя вполне могут, эдак и до мордобоя недолго, он себя для всех них за отца держал, а их – за деток. Не сподобил Господь детишками обзавестись: все время служба, море. Как отслужил до края, так на берегу и не смог найти себя, чуть до горькой во Владивостоке со скуки не скатился. Но нашлись люди добрые, предложили достойное занятие. Оно и край – куда там Владивостоку, – а скучать не приходилось. Бывало, и он прикладывался к мальцам, не без того, но то в науку, по-отцовски. А эти эвон что учудили.

– Мальчишки в уважении к старшим воспитаны. Вам как ероям во рты заглядывают, каждое ваше слово ловят. Они ить рвались сюда, за Расею-матушку постоять, вам помочь. А вы? Кажный из них поболе вашего знает и корабли енти по винтику разобрать сможет, потому как, вместо того чтобы бока отлеживать, учились и учились, боялись, что их на войну не возьмут. А кто из вас слышал, чтобы они знаниями своими похвалялись, – а ить вы против них неучи, это я вам точно говорю. Не слышали? И не услышите, потому как вы для них старшие товарищи. Я школы старой, под парусами взращенный, а потому скажу один раз. Если кто решит мальцов обидеть, лучше сам пусть утопится.

– Федор Панкратыч, ты нам, чай, угрожаешь? – глядя из-под нахмуренных бровей, проговорил дюжий унтер, коему по всему выходило уже пора и отслужить. Ага, это родная душа, тоже жизнь флоту положил.

– Ты, Артем Иваныч, за своих горой встанешь? Вижу, что встанешь, иначе и быть не может. Вот и я за своих деток никого не пожалею.

Обведя всех пристальным взглядом, Федор уже было обернулся, чтобы отправиться своим путем, но вдруг замер… Хрясь!!! Зубаткина снесло, словно бревном приложило, только ботинки мелькнули в воздухе. Ух. Полегчало. Ну а теперь можно и по делам. Моряки молча расступились, не стал заступать дороги и Иваныч. А что? Прав старик. Вот еще и от него на орехи… Хотя… Не, это, пожалуй, уже лишка будет. Эвон лежит не шелохнется. Как бы в госпиталь аспида не пришлось.

– Вахрушев, – унтер устало присел на тумбу.

– Я, господин унтер-офицер. – Парнишка вытянулся перед Федором в готовности выслушать приговор.

– Ить сколько раз говорено – к старшим нужно иметь уважение и почтение, а ты… Понятно, что он первым в бутылку полез, но ить ты сколь книг умных прочел, мог и поступиться малость – мозгов-то в твоей голове поболе будет, чем у него.

– Но он первый… – Опять этот комок, и вновь обида в голосе. Да что же это, ведь не малец уже. Да в приюте, когда старшаки изгалялись, и то не плакал, а тут…

– Знать, не те слова ты нашел, что он первым, значит… Думай наперед, а потом говори. Понял ли?

– П-понял, – едва выдавил из себя парнишка трясущимися губами.

– Ну а чтоб запомнил, возьми машку и погуляй по палубе да подумай над тем, что было.

– Есть! – Вот только чуть не рыдал, а вот уже и задор в глазах. Знать, не так уж он и не прав, хотя не прав, ну да вдругорядь умнее будет. А машка… Да завсегда… Да эт мы мигом… Эх, мальчишки.

Уже через пару минут все могли наблюдать, как парнишка, виновный в недавнем происшествии, усиленно орудет машкой, наводя чистоту на палубе. А и то верно – ветерок хоть и не сильный, а пылюку носит, отчего стоящие у стенки кораблики грязнятся. Непорядок. Чай, флот, а не какой дальний гарнизон. Опять же вот вроде унтер показал всем, что парень его прав, и что за своих ребят будет стоять до конца, ан не все так просто – видать, что-то ему все же не понравилось, стало быть, не до конца парень прав, а потому и разъясняет ему Панкратыч через руки, коли уж через голову не доходит.

За время вынужденного стояния на внутреннем рейде все корабли приведены в порядок. Сейчас уже заканчивали ремонт на последних четырех миноносцах. Эти кораблики вообще наловчились латать просто с поразительной быстротой – уж больно практика богатая. Тем кораблям, что не имели повреждений, проведена профилактика, перебраны механизмы. Машинисты и кочегары наводили порядок у себя – где не хватало мастерства, привлекали рабочих и местных и тех, что Макаров с собой привез, опять же концерновские в сторонке не отстаивались. Расчеты орудий целыми днями по́том исходили, чтобы как придет время, встать во всеоружии. Как говорится, нет худа без добра.

Но вот проход свободен, Того об этом уже осведомлен: вон как крейсеры отметились в ночном бою, надавав миноносцам по самое не горюй. Значит, дальше отсиживаться нет смысла, а вот проверить работу механизмов на разных оборотах, отработать слаженность действий эскадры – это откладывать в долгий ящик не след. Несмотря на долгое стояние, командиры кораблей и экипажи сноровки не растеряли, эскадра сумела покинуть внутренний рейд всего за два часа, что до прибытия Макарова считалось невозможным, а вот возможно.

Сосредоточившись всеми силами на внешнем рейде, русские корабли взяли курс на юг. Впереди разведка из «Новика» и «Боярина». Эти два крейсера оказались настоящими тружениками войны. На их счету было четыре перехваченных и отправленных на дно парохода с контрабандой или идущих под японским флагом и три миноносца. Они всегда первыми вступали в соприкосновение с противником, первыми рвались на пересечку японским миноносцам, будучи самыми быстроходными и легкокрылыми на эскадре, и вообще в море провели гораздо больше времени, чем любой другой корабль, разве только миноносцам уступали, но не так чтобы и много. Вот кому пошло на пользу стояние в порту: больно уж доставалось их механизмам.