Все это не обошлось без откровенной лжи. Россия строила свои железные дороги на своей суверенной территории, и с какой стати ее абсолютно внутренние дела должны вызывать «нервозность» у страны, находящейся за тысячи миль от места событий?

Проявлять «нервозность» по поводу сугубо внутренних дел суверенного государства, тем более делать такие выводы и предпринимать такие шаги — есть не что иное, как акт агрессии или как минимум откровенное посягательство на суверенитет России!

Было бы куда полезней, например, для прояснения вопроса, почему Чемберлен обратился сначала к немцам, а потом к японцам, если бы тот же Королевский институт вспомнил бы, что именно Джозеф Чемберлен давно предвидел, что в конечном счете именно Англия своей неуемной политикой вынудит и Германию, и Россию, и Японию призадуматься над идеей тройственного объединения для отстаивания своих жизненных интересов, и потому первым начал высказываться в пользу англо-германо-японского союза.

Потому, что дело тут прежде всего в том, что уже само начало эпохи бурного железнодорожного строительства ознаменовалось эвентуальными (упреждающими) страхами по поводу глобальных последствий этого строительства, причем в первую очередь последствий геополитического характера.

Если тот же Пальмерстон увидел угрозу в самом факте трансконтинентального характера единой территории России, то в другом уголке англосаксонского мира — в Америке — и по сей день очень почитаемый в кругах геополитиков автор знаменитой книги «The day of the Saxon» Гомер Ли едва ли не одновременно с лордом-поджигателем конкретизировал суть этой угрозы, отметив, что тот день, когда Германия, Россия и Япония объединятся, то этот же день станет последним в истории англосаксонской цивилизации, опирающейся, как известно, на морскую гегемонию!

Позднее эти страхи наполнились беспрецедентно опасным, по мнению интеллектуальной элиты англосаксонского мира, содержанием. Часть этого «мнения» мы уже видели в цитате из доклада Британского Королевского института международных исследований.

Дело в том, что успешно развивая железнодорожную сеть в Европейской части империи, а также в Средней Азии, Россия с началом 90-х годов XIX века приступила к интенсивному строительству Транссибирской железной дороги, а с сентября 1896 г. и к строительству КВЖД, как ответвления Транссиба. Причем и сама КВЖД имела ответвление в лице Южно-Маньчжурской железной дороги (ЮМЖД).

Германия же, примерно с того же времени, окончательно втянулась в строительство знаменитой железной дороги «трех Б» — Берлин — Бизантиум — Багдад (Бизантиум, т. е. Константинополь), — с помощью которой выходила прямиком на аванпосты британских владений в Азии, особенно на подступы к Индии. Кроме того, с 1898 г. Германия закрепилась на Шаньдунском полуострове Китая, где в числе прочих получила также и концессию на строительство двух железных дорог.

Принимая во внимание близкие родственные отношения последнего русского царя Николая II и последнего германского кайзера Вильгельма II — они были кузенами, учитывая особо глубокое проникновение германского капитала в экономику тогдашней России, в т. ч. и особенно в сфере железнодорожного транспорта, включая строительство железных дорог, исходя из того, что железные дороги обеих стран на территории Китая могли быть спокойно «сшиты» на приемлемых технических условиях, тем более что КВЖД доходила до Порт-Артура, и не игнорируя того факта, что обе же державы действительно планировали усилить свою роль в Азии, в т. ч. и в отношениях с Японией, не трудно догадаться, что все необходимые предпосылки для возникновения хотя бы идеи или даже зондажных переговоров на ту же тему о геополитическом союзе были в наличии.

Тут же последовала и характерная реакция Великобритании — на упреждение. Тот же Джозеф Чемберлен, как указывал КИМД в своем докладе, уже 13 мая 1898 г. выступил с речью на тему об англо-германском союзе, т. е. предложил в опережение событий военный союз Берлину. На самом же деле реакция последовала еще раньше. Обратите внимание на следующее: Германия получила концессии на строительство железных дорог по договору с Китаем от 6 марта 1898 г., а уже 29 марта того же года Джозеф Чемберлен без какого-либо предварительного зондирования обратился к германскому послу в Англии с предложением о заключении союза! Любопытно, что проделал он это в доме Ротшильдов, явно принимая в расчет, что капиталы именно континентальных ветвей этого всемирно известного банкирского клана функционируют и в Германии, и в России. Сугубо по экономическим причинам Берлин тогда отказался, якобы поняв, что его хотят втянуть в антироссийскую сделку. Тогда в 1899 г. Чемберлен повторил свою попытку.

Одновременно со стороны Америки из-под пера ее видного политического деятеля и экономиста Адамса Брукса за три-четыре года до описанных событий последовало откровенно алармистское предупреждение на ту же тему: «Обширное германо-русско-восточноазиатское объединение, которое может быть достигнуто в результате проведения грандиозной трансконтинентальной политики железнодорожного строительства с конечными пунктами на морском побережье Китая, создало бы такую опасность для возрастающей англицизации мира, против которой были бы бессильны любые, даже объединенные британские и американские блокирующие силы».

Оформленная же концептуально как наиважнейшая цель обеспечения национальной безопасности Великобритании (и всего англосаксонского Запада) задача целенаправленной борьбы уже даже с тенью намека на еще только могущую, и то в отдаленной перспективе, стать хотя бы относительно взаимопритягательной для Германии, России и Японии идея тройственного их объединения, стала «архимедовым рычагом». С его помощью Великобритания злоумышленно столкнула весь мир в заботливо, но чрезвычайно искусно, без оставления каких-либо следов для прямых обвинений в будущем, ею же разжигавшееся пожарище Первой мировой войны, в рокочущем пламени которой оба потенциально главных кандидата в «коренники» возможного объединения — Германская и Российская империи — спалили друг друга дотла. Англии же только и оставалось, что угли помешивать, чтоб лучше все прогорело… Это и было как раз именно то, что Карлейль и называл «обязанностью континентальных государств вести войны в интересах Англии», а Бисмарк не иначе, как то, что «Англия употребляла европейские государства, как отличную пехоту, как «здорового дурня» всемирной истории».

Иначе требовавшегося Великобритании т. н. «баланса сил» достичь было невозможно. Германия уже с конца XIX века все серьезней наступала Англии на пятки, т. к. ее индустриальное развитие по темпам резко опережало вторую, а военная мощь и вовсе (уже были сопоставимы даже их ВМФ). Россия же стремительно развивалась с 90-х годов XIX века и по прогнозам наиболее авторитетных западных и российских экономистов мирным путем превратилась бы в экономически и финансово господствующую над всем миром державу максимум к концу первой половины XX века. Да еще и при наличии такой трансконтинентальной территории, год от года все гуще покрывавшейся разветвленной сетью железных дорог, и самого многочисленного среди всех великих держав того времени населения.

Именно упреждая крайне опасное для нее развитие событий, Англия и пошла на это глобальное преступление против всего человечества, особенно против России. Эта «технология» достижения «баланса сил» впервые была разработана еще Фрэнсисом Бэконом (1561–1626), почитаемым на Западе английским философом, автором непревзойденных по своему цинизму трудов («Новая Атлантида», «Опыт», «Новый Органон», большая часть из которых в открытую была сплагиирована с трудов некоторых венецианских мыслителей), родоначальником английского материализма, видным масоном того времени (существует немало убедительных доказательств, что именно он был главой Английского Ордена Розенкрейцеров) и одновременно одним из асов британской разведки того времени (на пару с братом).