для английских бенедиктинцев в конце XI века, допускают, что все монастырские книги можно разложить на одном ковре, но в то же время их количества будет достаточно для того, чтобы обеспечить каждого монаха одним экземпляром для чтения на весь год. Именно такое количество книг являлось обязательным минимумом: «Монастырь без библиотеки – все равно что замок без оружейной», – гласила поговорка того времени (Claustrum sine armario est quasi castrum sine armamentario).

Подобные коллекции разрастались за счет подарков, покупок или изготовления прямо на месте. В XII веке книги покупали нечасто, поскольку тогда не было еще ни прослойки профессиональных писцов, ни сформировавшегося рынка книг, однако Болонья и Париж уже тогда становятся местами, где можно было приобрести книги. Рукописи, естественно, ценились очень высоко, особенно большие богослужебные книги для хора. Мы знаем о великолепной Библии, купленной за 10 талантов, и о миссале, обменянном на виноградник. В 1043 году епископ Барселоны приобрел у еврея два тома Присциана в обмен на дом и участок земли. Есть сведения о дарениях библиотекам: от монахов, поступавших в монастырь, от путешественников, которые пользовались его гостеприимством, но особенно – по завещанию. Например, в XIII веке кафедральный собор Руана перечисляет следующие подарки: от архиепископа Ротру (1165–1183) получили «Естественную историю» Плиния, письма святого Иеронима, трактат блаженного Августина «О граде Божьем», «Этимологии» Исидора Севильского, труды Витрувия, а также два тома трудов предшественника Ротру, архиепископа Гуго; от архидьякона Лаврентия – половину Библии; от господина Галерана – миссал; от господина Р. де Антана – девять томов Библии, один из которых был одолжен аббатству Сен-Жорж-де-Бошервиль в обмен на Псалтирь с комментариями (стоит отметить, что практика заимствования оставалась еще довольно популярной). В 1164 году епископ Филипп из Байе завещал библиотеке Ле-Бека 140 томов, 27 из которых так и не прибыли; в 1180 году Иоанн Солсберийский оставил собственную маленькую библиотеку Шартрскому собору. Главным источником пополнения библиотеки, однако, являлось производство книг в самих монастырях, где труд монахов не оплачивался, а запасы пергамена часто можно было получить с собственных земель.

Монастырский скрипторий был самостоятельным учреждением. Хотя переписывание книг, согласно ранним уставам, не являлось регулярным послушанием монахов, оно очень быстро стало признаваться достойной формой труда, и «каждое возрождение монашеской дисциплины сопровождалось обновленным рвением к письму»[44]. Клюнийцы освободили переписчиков от службы в хоре, а аббат Петр Достопочтенный постоянно настаивал на том, что переписывание – намного более достойное занятие, чем работа в поле. Цистерцианцы позволили своим переписчикам не трудиться в поле, если речь не шла о сборе урожая, и допускали к запретной кухне для удовлетворения их трудовых нужд. Картезианцы сажали монахов за переписывание книг в нескольких своих обителях. Ослабевающее со временем рвение стимулировалось надеждой на вечную награду: «Ибо за каждую букву, строчку и точку мне прощается грех», – пишет монах из Арраса в XI веке. Ордерик Виталий повествует нам о грешном монахе, который заслужил спасение, переписывая книги, избежал ада, поскольку его труды превысили его многочисленные прегрешения на одну-единственную букву. И тем не менее задержать монахов на этой работе было непросто, и сведения о наемных переписчиках начинают появляться все чаще и чаще. Даже монастырские переписчики могли работать по найму, как, например, в случае, когда Фридрих Барбаросса заказал миссал и сборник писем из Тегернзее.

Переписывать книги от руки было как минимум утомительно, а в некоторых случаях – мучительно. Даже такой усердный переписчик, как Ордерик Виталий, был вынужден откладывать перо, когда пальцы немели от зимней стужи, а брат Лев из Новары в X веке жаловался, что пока три пальца пишут, спина согнута, ребра впиваются в живот и от этого страдает все тело. Что же касается необходимого времени, то есть несколько описаний, дошедших до нас из более раннего и более требовательного к переписчикам периода. В 1004 году Константин из Люксейского аббатства скопировал так называемую «Геометрию» Боэция за 11 дней. Объем рукописи составлял примерно 55 современных печатных страниц. В XII веке декан из Синт-Трейдена потратил целый год на то, чтобы составить сборник гимнов, начиная с заготовки пергамена, заканчивая финальным украшением и музыкальной нотацией. Известно также, что в Леоне в 1162 году произошло подлинное чудо: там Библию удалось скопировать всего за шесть месяцев и иллюминировать в течение седьмого[45], в то время как чуть позже, в 1220–1221 годах, переписчик из Новары справился с этим за год с четвертью. Если требовалось быстрое исполнение, то переписываемый том делился на части, чтобы над ним могли трудиться сразу несколько монахов.

В любом случае окончание работы воспринимали вполне по-человечески, о чем свидетельствует множество подписей. Фраза «Хвала Господу, что работа окончена» является самым распространенным выражением, дополненным надеждами на небесную награду и порой желаниями более земными – вина, пива, жирного гуся, хорошего обеда:

Explicit, Deo gratias.

Finito libro sit laus et gloria Christo.

Hic liber est scriptus, qui scripsit sit benedictus.

Propter Christum librum bene condidit istum.

Qui scripsit scribat, semper cum Domino vivat.

Qui scripsit scribat et bona vina bibat.

Finito libro pinguis detur auca magistro.

Detur pro penna scriptori pulchra puella.

Конец, Богу благодарение.

Закончена книга в похвалу и славу Христа.

Книга написана, благословен писавший.

Христа ради он достойно написал эту книгу.

Писавший пусть пишет, вечно пребудет с Господом.

Писавший пусть пишет и пьет хорошие вина.

Пусть за долгий труд магистру воздастся гусем.

Пусть писцу красивой девушкой воздастся.

Переписчик начинает петь или играть:

Explicit expliceat, psallere scriptor eat.

Explicit expliceat, ludere scriptor eat.

Заканчивается и пусть заканчивается, а писец пойдет петь.

Заканчивается и пусть заканчивается, а писец пойдет веселиться.

Иногда он вполне осознанно гордится своей работой и прославляет ее, как, например, переписчик из Кентербери Эдвин:

Scriptorum princeps ego, nec obitura deinceps

Laus mea nec fama: qui sim, mea littera, clama.

Я первый среди писцов, и ни моя слава,

ни мое признание не угаснут: буква моя, поведай обо мне.

К XII веку различным службам монастыря были переданы специальные земли или доходы, и если библиотеке не оказывалось подобного внимания, то она, скорее всего, начинала зависеть от случайных подношений. Так, например, библиотекарь из Корби имел