Колокольчик зазвонил снова, его звук стал более настойчивым.

Сгорбившись, она медленно повернула назад и потащилась обратно вверх по лестнице.

К началу полудня адское эхо колокольчика, казалось, навсегда поселилось в голове Саманты. Она стояла на коленях на полу гардеробной Габриэля и тянулась за шелковым шейным платком, который выскользнул из ее руки, когда колокольчик зазвонил снова. Резко подняв голову, она ударилась о полку шкафа над собой. Полка наклонилась, сверху на нее свалилась дюжина бобровых шляп.

Скинув их с себя, она пробормотала:

– Не представляю, зачем мужчине с одной головой нужно столько шляп.

Она появилась из душной гардеробной с мокрыми от пота волосами, прилипшими ко лбу, и с двумя шейными платками, которые она держала, словно пару ядовитых змей.

– Вы звонили, милорд? – прорычала она.

Несмотря на то, что солнечный свет, проникающий в окно, создавал над его взъерошенными волосами рафаэлевский нимб, испорченное шрамом лицо Габриэля больше соответствовало мрачному лицу принца–деспота, привыкшему к удовлетворению всех своих прихотей.

– Я просто хотел знать, куда вы ушли, – сказал он, его обвиняющий тон был еще более мрачен, чем обычно.

– Я загорала на пляже в Брайтоне, – ответила она. – Не думала, что вы будете по мне скучать.

– Есть какие–нибудь новости от моего отца или его врачей?

– Нет, я проверяла десять минут назад.

Его рот напрягся в молчаливом упреке. Они оба были в плохом настроении весь день. Несмотря на то, что она проспала целую ночь, Саманту все еще преследовали тот неуловимый эпизод сна и вероятность, что он мог узнать о ее глупой беспечности. Что, если он подумал, что она патетичная высушенная старая дева, жаждущая мужского прикосновения?

Отчаянно желая восстановить хоть какое–то подобие приличий между ними, она натянуто произнесла:

– Я провела в вашей гардеробной полдня, сортируя ваши шейные платки по тканям и длине, как вы приказали, милорд. Конечно, не может быть ничего более неотложного, чем это дело.

– Здесь очень жарко. – Габриэль прижал ко лбу тыльную сторону ладони. – Думаю, у меня может быть лихорадка. – Он сбросил одеяла, открывая бесстыдную длину своих мускулистых бедер. Саманта была благодарна, что этим утром он надел бриджи – даже если они были только до колена.

Не осознавая, что делает, она приложила к своему горлу один из его шейных платков.

– День не по сезону очень теплый. Возможно, если я открою окна …

Она уже была на полпути к окну, когда он остановил ее:

– Не беспокойтесь об этом. Вы же знаете, что аромат сирени щекочет мне нос и заставляет меня чихать. Упав на подушки, он повертел рукой, изобразив веер. – Возможно, вы могли бы обмахивать меня.

Саманта в шоке открыла рот.

– А я не должна буду в придачу кормить вас из руки виноградом?

– Если захотите. – Он дотянулся до колокольчика. – Мне попросить принести немного?

Саманта стиснула зубы.

– Почему бы вам не попробовать вместо этого немного прохладной воды? У вас есть немного, оставшейся с завтрака.

Бросив шейные платки на большое овальное зеркало в углу, Саманта налила в бокал воды из кувшина, что стоял на маленьком столике. Его толстая керамика была предназначена для того, чтобы ключевая вода долго оставалась прохладной. Приближаясь к кровати, она не могла отделаться от ощущения, что, если бы Габриэль не был слеп, он смотрел бы на нее так же подозрительно, как она смотрит на него.

– Вот, возьмите, – сказала она, вжимая бокал в его руку.

Он не стал обхватывать бокал пальцами.

– Почему бы вам не оказать мне честь? Я чувствую себя слишком утомленным. – Он вздохнул. – Я не слишком хорошо спал прошлой ночью. Мне снилось, что в соседней комнате рычит медвежонок. Это мешало мне больше всего.

Он откинулся на подушки, и открыл рот как птенец, ждущий червячка от своей матери. Саманта долго, пристально и молча смотрела на него, а затем перевернула бокал с водой. Поток холодной воды ударил в лицо Габриэля. Он подскочил, бормоча проклятья, и принял сидячее положение.

– Черт подери, женщина! Что вы пытаетесь сделать – утопить меня?

Саманта отступила от кровати и брякнула бокал на край стола.

– Утопление слишком мало для подобных вам. Вы отлично знаете, что вчера вечером в соседней комнате спал не медвежонок. Это была я! Как вы посмели меня так оскорбить!

Габриэль сморгнул воду с ресниц, выглядя одновременно оскорбленным и озадаченным.

– Я даже предположить не могу, о чем вы говорите.

– Вы сняли с меня очки!

Он недоверчиво фыркнул.

– Вы так говорите, как будто я снял с вас одежду!

Саманта схватилась за высокий воротник своего домашнего темно–зеленого платья.

– Откуда мне знать, что вы этого не делали?

Молчание, осязаемое больше, чем нагретый воздух, наступило в комнате. И его хрипловатый голос вошел на низкую и опасную территорию.

– Если бы я снял с вас одежду, мисс Викершем, я могу заверить, ради этого стоило бы проснуться. – И прежде, чем Саманта смогла решить, является ли это хвастовство обещанием или угрозой, он продолжил. – Все, что я сделал, это снял с вас очки и покрыл одеялом. Я просто хотел, чтобы вам было комфортнее.

К ее изумлению, на его щеках вспыхнул виноватый румянец. Она и не думала, что мужчина его типа способен краснеть. Ложь и полуправда должны были легко сходить с такого хорошо подвешенного языка, как у него.

Он откинулся назад и устроился поудобнее среди одеял, выражение его лица было еще более властным, чем когда–либо.

– А сейчас, когда вы закончили с моей импровизированной ванной, не вы могли бы подать мне полотенце?..

Саманта скрестила руки на груди.

– Сами возьмите.

Габриэль выгнул золотистую бровь, натягивая шрам на щеке.

– Простите?

– Если вам нужно полотенце, сходите и сами возьмите. Я устала быть вашими руками и ногами. Может, ваши глаза и не видят, но руки и ноги у вас совершенно здоровы.

Доказывая ее утверждение, он отбросил одеяла и вскочил на ноги, возвышаясь над ней. Колокольчик упал на пол с диссонирующим звоном и покатился через всю комнату.

Саманта уже забыла, как впечатляюще он выглядел, когда не сидел, развалившись под простынями. Особенно без рубашки и в одних мятых бриджах до колен. И хотя его близость убыстряла ее дыхание и предупреждающе покалывала кожу, она отказывалась отступить даже на шаг.

– Должен вам напомнить, мисс Викершем, что, если вас не устраивают условия работы в этом доме, единственное, что вы можете сделать, это уволиться.