Джейк потянулся и взял мою руку в свою:

— Солнышко, ну сама подумай. Ты не виделась с Эйденом десять лет. Целых десять лет, Эмма! Он уже не тот милый шестилетний ребёнок, которого ты знала. Он уже почти взрослый мужчина, о котором мы ничего не знаем!

Я осторожно высвободила свою руку. Была ли в его словах правда? Может ли Эйден действительно представлять опасность? Когда я увидела его там, на больничной койке, всё, о чём я могла думать, — это мальчишка в красном анораке, целующий меня на прощание на школьной парковке. Быть может, Джейк был прав: я не знаю его, больше не знаю.

— Хорошо, мы не будем торопиться, — промолвила я. — Но я всё-таки хочу, чтобы Эйден вернулся с нами домой. Он имеет право занять своё место в нашей семье. Он мой сын, Джейк! Мой мальчик. Я не уследила за ним, и он прожил десять лет в аду, и теперь я должна сделать всё, чтобы у него была здоровая и счастливая семейная жизнь. А это значит, что он и твой сын тоже, и тебе нужно вести себя, как подобает его отцу.

Джейк резко убрал руку и нахмурился:

— А тебе не кажется, что я уже так себя и веду? Поэтому я тут и распинаюсь…

— Я не… то есть… конечно…

— Ты думаешь, я не готов стать ему папой? Да нет же, Эмма, готов! — Его щёки залились краской, а голос становился всё громче, что было удивительно, потому что говорил Джейк, как правило, довольно тихо. — Ради бога, Эмма, на свете не так уж много мужчин, которым по силам справиться с такой ситуацией! Шутка ли, твой парнишка только что из мёртвых воскрес! — всё более взволнованно говорил он, а я только и могла сидеть и оторопело открывать и закрывать рот. — А ведь у нас всё было идеально. Малышка на подходе, дом с иголочки, полностью готов к новому жильцу. У тебя с работой всё в порядке, меня повысили, я теперь ведущий преподаватель. Всё идеально было! — Он сдвинул очки вверх и потёр глаза.

— Послушай. — Я встала, придвинулась к нему сзади и обняла за плечи. — Всё и будет идеально, просто теперь нас немного больше, чем ожидалось, что тут страшного? С Эйденом, наоборот, будет только лучше. У малышки будет старший брат! — Я погладила его по плечам, осознавая, что произошедшее стало большим стрессом не только для меня, но и для него. Без всякого преувеличения. Так что нужно дать ему немного времени освоиться в новой реальности.

Джейк поднял руки, провёл ими по моим, крепко их сжав, и мы замерли в своеобразном двойном объятии:

— Главное, что ты моя, всё остальное неважно. — Он стал целовать мне руки, живот прижался к спинке стула, и я в который раз почувствовала, как внутри зашевелилась наша малышка. Она так сильно упиралась своими маленькими ножками, что стало больно, и я слегка застонала из-за неудобного положения.

— Похоже, малышка с тобой согласна! — засмеялась я.

Я с некоторым усилием высвободилась из объятий Джейка и вернулась на своё место за столом, попутно пытаясь разобраться в выражении его лица. Он имел слегка насупленный вид, и мне ужасно захотелось заглянуть к нему в голову и выяснить, о чём он думает. Мне представлялось, что там у него темно, холодно и страшно и мысли его далеки от остального мира, словно у мальчика, одиноко стоящего на вершине заснеженной горы и сопротивляющегося морозному ветру.

— Сколько Роб здесь пробудет? — спросил он. — Ему же нужно обратно в часть?

— Не знаю, — ответила я, снова присаживаясь на стул. — Ему нужно заново знакомиться с Эйденом, а сколько времени это займёт…

— Думаешь, так и надо? — Джейк забарабанил пальцами по поверхности стола.

— Ты о чём?

— Ну, Эйден десять лет терпел адские муки. Теперь всё закончилось, он у нас, видит папу, а потом… — он поднял руки и как-то чересчур картинно пожал плечами, — …отец опять пропадает. То ли в армию вернётся, то ли ещё куда сорвётся в произвольный момент…

— Роб обычно вот так не срывается.

— Но в прошлый раз ровно так и было.

— Нет, в тот раз… — Я осеклась и нахмурилась. А правда, серьёзно ли он был настроен насчёт службы? До исчезновения Эйдена Роб никогда не выказывал ни малейшего желания идти в армию, шатаясь без дела и время от времени подрабатывая то в родительской гостинице, то каменщиком на местных стройках.

— Что, по-другому было? Да уж, по-другому: ты сына потеряла, а он тебя бросил именно тогда, когда тебе так нужна была поддержка. Знаешь, я иногда думаю: память у тебя девичья. Совсем забыла, как всё было хреново.

— Я не забыла, уж поверь. — Куда там! Я отвела глаза, отгоняя мысли о том времени и обречённо уставившись на стакан с чаем. Как бы я хотела, чтобы все эти воспоминания просто исчезли, сгинули раз и навсегда в какой-нибудь чёрной дыре!

— Я тогда привёл тебя в чувство, Эмма.

— Знаю.

— Только не подумай, что я о чём-то жалею. Ну правда, твоё появление — это лучшее событие в моей жизни! Серьёзно.

— Ну видишь, так уж случилось, что я появилась не одна, — сказала я. — Со мной воскресший сын. Так уж у меня жизнь повернулась. — Я почувствовала, как во мне зреет приступ какого-то маниакального смеха, грозя вот-вот прорваться наружу, но мне всё же удалось взять себя в руки. Я взглянула на двух пожилых женщин, помешивавших ложечками чай. Сейчас не время и не место терять над собой контроль.

Он вздохнул, протянул руки и снова стиснул мне пальцы:

— Я люблю тебя больше всего на свете. Ты, наша малышка, а теперь и Эйден — это моя семья, а моей семье никто не посмеет причинить вред.

Эйден вышел из рентгеновского отделения с уже привычным пустым выражением на лице. Ну а что ещё я надеялась увидеть?! Слёзы? Глупую улыбку во весь рот? Хиханьки? Я перевела взгляд на Роба: вид его был мрачен.

— Ну, как мой храбрец? — поинтересовалась я, и мне самой стало не по себе от своего нарочито бодрого, неестественно радостного голоса. Да и вообще, как-то чересчур покровительственно вышло. Глядя то на одного, то на другого, я нервно потёрла ладони: дурацкая привычка, которая появилась с исчезновением Эйдена.

— Он молодцом! — ответил доктор Шаффер.

Вот только Роб не спешил посмотреть мне в глаза, и от волнения в животе возникло нехорошее чувство. На минуту все замолчали, стоя посреди стерильного больничного коридора неудобной кучкой, которую проходящие мимо вынуждены были огибать. Ненавижу такое молчание. Мне так хотелось, чтобы сын сказал хоть что-нибудь, и хотя я изо всех сил старалась сохранять терпение, внутри меня уже начинало большими тяжёлыми каплями растекаться отчаяние.

— Мы сейчас отведём его обратно в палату, там ему уже привычно и хорошо, а потом ещё кое-что с вами обсудим, — сказал доктор, и от его интонации по коже поползли жуткие тягучие мурашки.

Оставив Эйден в палате, доктор Шаффер вывел нас в коридор и деловым, профессиональным голосом рассказал о результатах рентгеновского исследования: