Улица не шибко заселённая, значит, образ жизни тут почти деревенский — стоит кому мимо пройти, обязательно в окошко взглянут, проверят. Не мог тут хромой невидимкой проскользнуть. Кому-то да на глаза попался.

Елисеев определил, куда двинул стопы похититель и пошёл к соседскому дому, туда, откуда по-прежнему брехал цепной кобель. Авось, там что-то видели и в розысках помогут.

Пожалуй, впервые в жизни его охватил азарт, который принято называть охотничьим.

— Врёшь, колченогий! Никуда от меня ты не денешься! — воскликнул Иван, радуясь дотоле неизвестному чувству.

Вряд ли Ушаков ожидал, что его поручение вдруг пробудит в юноше струнку настоящего разыскника, готового не спать и голодать сутками, лишь бы напасть на разгадку тайны, и не важно, что первым его делом стал поиск похищенного чёрного кота.

Ночной звонок застал Орлова, когда тот только готовился лечь в постель. С возрастом пришла бессонница. Вместо того чтобы без всякого результата часами ворочаться на кровати, он читал. Без разницы, будь то книги, газеты или журналы. Всё, что попадётся под руку. Профессор не чурался даже откровенно бульварной литературы, той, которую стыдятся даже те, кто её пишет и издаёт.

Было лишь одно условие: профессор категорически не воспринимал текст с экрана даже самой продвинутой электронной читалки, хотя числил себя отнюдь не ретроградом.

Сегодня ему под руки попалась книга, купленная по случаю в каком-то книжном киоске: в аляповатой обложке, с аннотацией, явно не имевшей ни малейшего отношения к содержанию, напечатанная на серой газетной бумаге. Это были приключения очередного «попаданца», написанные незатейливо, с явными ляпами и незнанием исторической эпохи. Однако бойкий слог и фантазия автора заставляли забыть эти недостатки. Профессор и сам не заметил, как проглотил добрую половину пухлого томика.

Шустрый герой уже успел «прописаться» в иной исторической реальности и, набрав команду верных ребят, вовсю занимался «прокачкой», как себя, так и собственного близкого окружения.

И тут телефон начал проигрывать одну из композиций «Bad Boys Blue», поставленную в качестве рингтона.

Орлов осторожно взял трубку, настраиваясь на то, что столь поздний звонок вряд ли связан с хорошими известиями. Предчувствия его не обманули.

— Елисеев исчез из клиники? — с крайним недоумением повторил он только что услышанную невероятную новость. — Каким образом?

На другом конце линии кто-то путанно начал излагать несколько версий произошедшего, но ни одна из них не давала ответ на главный вопрос: куда исчезло практически бесчувственное тело Елисеева, сотрудника института, загадочным образом впавшего в коматозное состояние во время очередного экскурса в прошлое.

Весь жизненный опыт профессора кричал об одном: проблемы в лаборатории на том лишь начинаются. Жди проверок из Москвы. Скоропалительных и несправедливых.

Разговор закончился. Профессор обессиленно выпустил трубку из руки. Его взгляд снова опустился на обложку недочитанной книги. Голову посетила шальная мысль.

А что, если пропавший Елисеев тоже, подобно герою этого романа, угодил в прошлое?

Орлов невольно улыбнулся. Господи, какая ерунда!

Он встал из-за стола и пошагал на кухню готовить себе кофе. О сне теперь не могло быть и речи.

Хозяйка соседского дома сама вышла Елисееву навстречу. Была она разбитной девахой-солдаткой лет двадцати пяти, и Иван, глядя на её плутовскую улыбку, пышные плечи и мясистый подбородок, понял, что на голове супруга этой фемины пышным цветом распускаются раскидистые рога.

Тем не менее, он учтиво поклонился. Галантность манер — один из лучших способов расположить к себе человека, а Елисеев нуждался в приятственном отношении солдатки. Она могла видеть колченогого и дать его описание.

Деваха ответив на приветствие, не преминула полюбопытствовать:

— С чем пожаловали?

Ивану было стыдно говорить, что он из Тайной канцелярии прислан на поиск кота. Ему удалось ловко обойти конфузный момент и перейти к главному.

Предчувствия его не обманули. Солдатка видела хромого в окошко. Тот, по её словам, долго отирался поблизости, чего-то выжидая, а потом неожиданно исчез. С котом или нет — женщина не знала. Столь важный для Елисеева момент она упустила, занявшись мытьём полов. Судя по всему, ожидала полюбовника, но, конечно, не стала в том канцеляристу признаваться.

Описание с её слов удалось составить следующее — мужчина собой изрядный (гораздо выше Ивана), лица разглядеть не удалось, поскольку мешала низко надвинутая шляпа, кафтан на нём серый, не новый, штаны да чулки — если бы не хромота, под такой «портрет» можно было определить целую прорву людей мужеского полу.

На вопрос «из господ он был али из слуг», солдатка уверенно заявила, что «чей-то слуга, но точно не мужик».

Солдатка стала приглашать Елисеева в дом, напирая плечами и грудью. Юноша вежливо отказался, стараясь не обидеть деваху, и тишком-тишком вернулся к Алунтьевой.

Женщины уже начали пили кофий. Чашка, предназначенная Елисееву, остывала.

Дотоле Ивану уже приходилось пробовать этот напиток и никаких чувств, будь то восхищение или отторжение, он у него не вызывал. Матушкин квас был куда ядрёней и бодрил, особенно после парной, в разы лучше. Но кухарка Алунтьевой приготовила кофий иным, не знакомым Елисеевым способом, и сегодня Иван отхлёбывал ароматную горьковатую жидкость с удовольствием. Хотя, положа руку на сердце, виной всему скорее была одна особа, сидевшая напротив. Сия особа сверкала васильковыми глазками, улыбалась жемчужными зубками и не говорила, а журчала, будто ручеёк.

— Что, милостивый сударь, не зря на двор выходили? — вопросила Алунтьева.

— Не зря. Кое-что удалось углядеть. По всем моим разумениям, котика вашего похитили, — не стал лгать пожилой женщине Елисеев.

Та снова пустила слезу. Екатерина Андреевна с укоризной поглядела на копииста, достала большой шёлковый платочек и подала Анне Петровне утираться. Иван снова почувствовал себя сконфуженным, хотя двигало им лишь желание говорить правду, ничего не утаивая. В конце концов, кот — всего лишь животина. Долго по нему убиваться не стоит.

Алунтьева думала иначе и потому заплакала навзрыд. Тут-то Ивана и прогнали снова на улицу, дабы больше не расстраивал Анну Петровну и позволил старушке успокоиться.

Надо сказать, что Елисеев и сам искал повода оказаться снаружи. Слёзы в три ручья довели его до зубовного скрежета.

Турицын для поддержки духа покуривал трубочку. Иван уже начал сожалеть, что сей привычки не имеет.

Он стоял на крыльце и глядел на дорогу. Из состояния глубокой задумчивости его вывело покашливание за спиной. Иван обернулся и увидел человека в неловко сшитом камзоле (будто с чужого плеча), весьма приветливого и знакомого с учтивыми манерами. Прибыл он пешком, без экипажа. Был полноват, но не чрезмерно.