— Нет, конечно. Это не раз плюнуть, это будет самое великое приключение, и, когда мы вернёмся домой, никому и в голову не придёт заставлять нас ходить в воскресную школу или дразнить Жюли с Титом…

Я испуганно умолк. Наверное, этого было лучше не говорить. Но Жужу лишь улыбнулась:

— Всё изменится. Навсегда.

Я вытянул руку, Жужу положила на неё свою, и Тит тоже. Тогда Эд посмотрел на нас в последний раз и повторил, что мы все с ума посходили, но что один он домой не пойдёт, ведь ему тогда достанется за всех, и тоже шлёпнул поверх наших рук ладонью.

Осталось решить самое главное — кто будет командиром экспедиции. Я, конечно, не собирался предлагать себя — это ведь и так ясно: Эд не может быть главным, слишком он хрупкий, да ещё и в очках, Жужу тоже не может — она ведь женщина. А Тит так вообще слишком мал, да ещё и чернокожий в придачу. Но ведь настоящий вожак сам себя никогда не предлагает — его должен избирать и провозглашать народ.

Я немного подождал, пока меня изберут и провозгласят, и уже стал думать, что бы такого сказать, прежде чем согласиться, — нет-нет, что вы, я этого не достоин, вы так добры и всё такое… Но тут Эдди сказал, что главным должен быть он, так как он шаман и умеет говорить с аллигаторами, а Жужу — что командиром будет она, потому что главарь должен быть самым шустрым, и даже Тит вдруг начал потрясывать часами и вроде как собирался выдвинуть свою кандидатуру.

Я вздохнул — с таким народом нужно иметь терпение, — потом двинул кулаком в живот Эдди так, что тот чуть не заплакал, и завязалась потасовка, но зато всем стало совершенно ясно, что командиром должен был быть я, и никаких разговоров.

— Итак, мой первый приказ: собираем вещи и отправляемся в путь, мы уже и так потеряли кучу времени, а к рассвету нам надо убраться отсюда подальше, не то нас обнаружат.

Эдди и Тит взяли всё необходимое, включая бумажник Джека и письмо, и даже прихватили выпачканный в крови редингот. Я в это время вышел наружу и начал готовить каноэ к отплытию — загрузил в него удочки и всё такое. Не прошло и часа, как все, кроме меня, устроились на борту, а я оттолкнул каноэ и запрыгнул на место командира — на корму, взял весло и изо всех сил начал грести, направляя каноэ в самое сердце байу.

Через несколько мгновений Убежище скрылось из глаз, а вместе с ним позади остались наши дома, семьи и всё, что мы знали до этих пор.

Те Труа грёб всю ночь. Казалось, он ни капли не устал. Мой друг стоял на корме, его давно не стриженные волосы спадали на обнажённые плечи. Весло он держал наперевес, как копьё. Два неторопливых и сильных гребка справа, два — слева. А дождь всё лил и лил. Жюли и Тит дремали, а я свернулся клубком на носу лодки, так что очки перекосились, и навострил уши, чтобы не пропустить ни одного, даже самого тихого звука.

— Что там, Эдди? — спросил меня Те Труа.

— На берегу змеиное гнездо, но не думаю, что это опасно, — ответил я. — А вот впереди в шести футах от нас плывёт щука, и лучше нам переместиться на другую сторону. У неё наверняка длиннющие зубы.

Те Труа кивнул и развернул каноэ, следуя моему совету. Он мне доверял. А ведь раньше, когда я говорил, что понимаю голоса животных, он всё время меня высмеивал. «Всё это враки, Эдди», — со свойственной ему уверенностью говорил мне Те Труа. На его гладкий лоб никогда не ложилась тень сомнений. «Ничего подобного, — спорил я. — Смотри, сейчас на эту ветку сядут два красных попугая». И — хоп! — хлопая крыльями, в воздухе появлялись две птицы и делали именно то, что я говорил. Я никогда не ошибался, потому что я был болотным шаманом, как старый Джо.

Джо жил в лесу за моим домом, я познакомился с ним случайно. Однажды я гулял и увидел, как он устроился на дереве, словно воробей. Поговаривали, что Джо — пьяница и ворует деньги на выпивку. Но никто не знал, кто он на самом деле. По-настоящему его звали Малихомма, он был шаманом индейцев чокто и умел говорить со змеями и птицами.

«Главное тут — глаза и уши, — объяснял Джо. — Люди слишком глупы и не умеют пользоваться слухом. Старайся расслышать то, что ускользает от остальных». И я целыми днями сидел с закрытыми глазами на ореховом дереве рядом с домом и прислушивался, как мне советовал Джо. И постепенно стал понимать.

— Что там такое, Эдди? — вторгся в мои мысли Те Труа. — Мне не нравится, как журчит там впереди.

— Ничего страшного, — ответил я. — Это всего лишь протока. Она начинается вон за теми деревьями. Довольно широкая, да с таким сильным течением, что рыбам даже плавниками работать не нужно. Подойди ближе к берегу, иначе грести будет тяжелее.

Те Труа так и сделал. Три удара веслом, и нос каноэ поднялся вверх, оседлав волну, а мы переместились к погружённым во тьму островам вдали от центра реки.

Шёл второй день нашего путешествия. Я пересчитывал свои Страхи. Их было сто двенадцать. Однажды я аккуратно записал их в тетрадь и пронумеровал. Первые семнадцать были Непроизносимыми. Их я даже записывать боялся. Потом начинались Серьёзные Страхи: «Умереть», «Заболеть и умереть», «Замёрзнуть, заболеть и умереть» и так далее. После Серьёзных шли Средние, потом Обыкновенные, а затем Мелкие, например «не выучить урок и быть наказанным преподобным Томпсоном» (Страх номер 112).

С началом путешествия к моим обычным Страхам прибавились пара десятков новых, и мне было жаль, что я не могу записать их в тетрадку. Например, я уже «чуть не утонул» и «чуть не умер от голода и жажды».

Моё сердце билось так быстро, что, казалось, вот-вот разорвётся. Ещё я скучал по своим вещам, например по компасу, который мне подарил отец. Он остался дома, канул в ящике стола, точно потерянное сокровище. Но особенно я скучал по книгам.

Однажды я сказал индейцу Джо, что книги — это пустая трата времени, и получил оплеуху. «Шаману известно разное волшебство. Я учу тебя магии чокто. А магия белого человека — в книгах». Тогда я понял, что на самом деле мой отец, доктор Браун, тоже был шаманом. Не важно, что он носил рубашку и галстук, подкручивал усы и ненавидел ходить по байу, потому что боялся запачкать туфли.

Мама, наверное, ни разу там не была. Да и вообще, скорее всего, с тех пор, как я пропал, она не поднималась с постели и лежала бледная как смерть, вся в холодном поту. Мама постоянно плохо себя чувствовала и болела то одним, то другим. Малейшее беспокойство укладывало её в постель. Трудно представить, что с ней творилось сейчас. Может, она даже умрёт от разрыва сердца. Сказать по правде, это и был мой Страх номер два.