Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— На сегодня хватит! — воскликнул я. — Нам лучше остановиться и разбить лагерь.
— И почему это? — спросила Жюли.
— Потому что уже темно, и мы почти добрались до города, — объяснил я. — Этот луг отлично подходит для ночлега.
Те Труа и Жюли странно на меня посмотрели, словно у меня вдруг выросли усы, как у сома.
— В чём дело? — спросил я. — А вы что предлагаете?
— Мы хотим прогуляться по городу, глупый! — воскликнула Жюли. — Я никогда не была в Новом Орлеане, и мне ужас как интересно!
— Это может быть опасно! — запротестовал я.
Сколько всего могло случиться с нами в городе! Мой список Страхов сразу увеличился на несколько пунктов.
— Наше путешествие опасно само по себе, — заметил Те Труа. — И в этом вся соль, тебе не кажется?
Мы оставили каноэ у дамбы и спрятали его в тростнике, лодку почти не было видно. Я хотел даже вырыть яму и положить туда наши ценности, то есть часы, пистолет и доллары, но никто на это не согласился. Да и всё равно отнять эти дурацкие часы у Тита было невозможно.
— Новый Орлеан — город воров, это все знают, — пробормотал я. — К тому же кто-то должен остаться здесь и сторожить…
— Да пожалуйста! — пожал плечами Те Труа. — Лично я иду развлекаться.
— Я с тобой, — сказала Жюли и взяла Тита за руку.
Я смотрел, как они уходят по тропинке, теряющейся между домами. Ну а потом решил, что не очень-то мне хочется оставаться у дамбы наедине с воинственными комарами. Так что я вздохнул и побежал следом.
Возьмите четверых детей, которые всегда жили посреди болот, и поместите их на улицы большого города. Всё вокруг было настолько удивительным, как будто мы не в Новом Орлеане, а на Луне. От счастья, страха и смятения у меня закружилась голова.
Город оказался совсем не таким, каким я его помнил. Нас затянуло в водоворот звуков и запахов. Вокруг происходило столько всего! Повсюду были люди: чёрные, белые, индейцы, и все они пили и ели, болтали, ходили, бежали и дрались.
Из-за множества маленьких фонарей казалось, что ты идёшь не по земле, а по небу, среди дрожащих звёзд. Рядом проезжали кареты, лошади и даже джентльмены на велосипедах (я никогда не видел велосипед вживую, только на страницах Каталога).
— Вау, — выдохнул я в изумлении, — тут… всё… так…
— Восхитительно! — отозвалась Жюли.
Она продиралась сквозь толпу, Тит следовал за сестрой, как хвост за воздушным змеем. Мы с Те Труа бежали следом, я только и успевал вертеть головой направо и налево, чтобы ничего не упустить. На углу улицы двое пьяных дрались на ножах, вокруг них шумела толпа. Три девушки танцевали босиком, им аплодировала группа молодых людей. Негр играл на губной гармошке.
Воздух дрожал от запаха специй, алкоголя и жареного мяса. Вдруг мы влетели в толпу молодёжи, которая занимала всю улицу. Я не понимал, что происходит. Все смотрели в одну сторону, словно стояли в очереди. Юноши держали девушек за руки или обнимали за талию. Вот тогда-то я и услышал музыку. Её безумный и яростный ритм показался мне самым прекрасным на свете.
Недолго думая, мы ввинтились в толпу, протискиваясь между чужих ног, и добрались до первого ряда. Выступал оркестр чернокожих музыкантов, одетых в элегантные белые костюмы. Один играл на контрабасе, другой — на гитаре, были ещё тромбон и два кларнета. А впереди всех стоял трубач, и он дул в трубу, как паровоз. Вот это было зрелище! Все ноты мира лились из его трубы! Музыка постоянно менялась: вот она была весёлой, а уже через миг — мучительно грустной. Остальные музыканты просто старались поспевать за трубачом, подхватывая ритм.
Но самое прекрасное было в том, что музыка менялась в зависимости от того, что происходило вокруг. Вот девушка закружилась в танце, и из трубы вылетали ноты, которые ложились на подол её юбки, словно вышитый узор. Вот двое молодых людей столкнулись и повалились на землю, а труба выдала весёлый мотивчик, который заставил всех рассмеяться. Эта музыка была непохожа на серьёзную и строгую музыку, которую мама иногда играла в гостиной на фортепиано. Она рождалась прямо у нас на глазах, непредсказуемая и живая.
Рядом с оркестром сидел старик с грязной бородой, а между ног у него стояла бочка, откуда он что-то черпал большими кружками.
— Промочить горло за пенни! — кричал он.
Я не успел даже пикнуть, как Те Труа нарисовался рядом с ним и сказал:
— Налейте-ка мне.
— А пенни-то у тебя есть?
— Есть.
Те Труа достал из кармана монету, и старик до краёв наполнил кружку прозрачной жидкостью, от запаха которой слезились глаза.
— Кто это играет? — спросил я старика.
— Вы не местные, да? — улыбнулся он. — Иначе бы вы знали, что это Бадди Болден — лучший трубач Нового Орлеана. Когда он играет, весь город приходит послушать.
— Ух ты, — пробормотал я. — А как называется такая музыка?
— Не знаю, да и какая разница? — пожал плечами старик. — Чтобы понимать музыку, нужны уши, а не слова.
Жюли взяла меня за руку и снова потащила в первый ряд слушать Бадди Болдена, а Те Труа передал мне кружку. Её содержимое напоминало жидкий огонь, и я закашлялся. Потом мы принялись танцевать, и я выпил ещё. А потом… что было потом, я не помню.
Проснулся я на берегу у дамбы. Во рту стоял привкус грязи. Солнце уже светило высоко в небе. Виски болели, словно в них всадили по гвоздю. Я повернулся на бок, и меня тошнило целую вечность.
— Смотрите, кто проснулся, — сказал Те Труа. Его размытое лицо маячило где-то передо мной.
— Что случилось? — спросил я.
— Тебе стало плохо, и нам пришлось тащить тебя на руках, — ответила Жюли где-то у моих ног.
— Мне и сейчас не очень здорово, — признался я.
— Лучше тебе поскорее выздороветь, — сказал Те Труа, протягивая мне очки. — Ты должен вернуться в город.
— Я? То есть как, один?
— Именно так.
Я надел очки, и неясные тени передо мной превратились в знакомые лица друзей. Голова кружилась. И у меня точно поднялась температура.
— Думаю, у меня жар.
— Думаю, у тебя похмелье, — хихикнула Жюли, — и в любом случае тебе придётся вернуться в город. У нас нет выбора.
— Зачем?
Те Труа вздохнул, а Жюли мне подмигнула.
— Сам скажи, вчера вечером ты ничего не заметил? Ну, кроме того, что ты не переносишь спиртное.
— Мне показалось, что всё прошло нормально… Мы танцевали, все на нас смотрели…
Жюли кивнула, я посмотрел на Те Труа и начал понимать, что они имели в виду. Мой друг стоял босой, в коротких дырявых штанах. Его рубашка порвалась аж в трёх местах и расползалась на глазах. К тому же Те Труа весь перепачкался в траве и болотной грязи, а его спутанные волосы напоминали гнездо ласточки.