Обо всем этом думала она сейчас, скорчившись под жестким брезентом, и нещадно ругала себя: и за то, что впутала в это опасное приключение Бена, и за то, что доставит огорчение и рассердит бабушку, а та, наверняка, начнет упрекать Тендаи и тетушку Грейс, что не уследили за ребятами… Ох, хорошо, если миссис Томас не будет звонить в Савубону хотя бы дня три-четыре и ничего тогда не узнает про их побег, а за эти дни, быть может, свершится чудо и они с Беном вернутся обратно, здоровые и невредимые, да еще с такими сведениями, которые помогут разоблачить темные махинации Ройбена Джеймса и сохранить Савубону!

Как раз когда она дошла до таких приятных мыслей и ощутила в душе надежду на благоприятный исход, самолет начал снижаться, и у нее заложило уши. Она толкнула Бена. Как он может спать, когда с ними происходит такое? Он открыл глаза и не сразу понял, где они находятся, а потом понял и улыбнулся, от чего Мартине сразу стало легче: все-таки здорово, что он полетел с ней!

Самолет уже, подпрыгивая, катился по земле. Моторы умолкли, наступила полная тишина.

— Хорошо сели, — проговорил пилот. — Теперь недалеко. Сейчас заправимся, оформим документы — и вперед. Совсем немного осталось, и тогда нам обоим полегчает.

— Мне уже полегчало, когда я покинул Савубону, — хмуро сказал мистер Джеймс. — Не люблю разговоров с такими, как миссис Томас. Бой-баба, несмотря на свои годы! И внучка у нее тоже хороший фрукт! Так и сверлит тебя глазами — как рентген! К тому же пугать начала: говорит, у них в заповеднике есть такие люди, которые могут все про других знать, и они, если очень захотят, могут остановить меня. Понимаешь? Чего она хотела этим сказать?

Пилот рассмеялся.

— Наверное, она про тех говорила, которые куклу иголками колют и бормочут при этом чего-то. Порчу напускают.

Джеймс хохотнул:

— Ну, меня портить нечего, я и так порченый. Я…

Но в это время к самолету подошли чиновники пограничной службы, стали проверять документы, а за ними подъехала заправочная машина, после чего самолет снова взлетел и на этот раз был в воздухе меньше часа. Однако Мартине показалось, что летели чуть не полсуток — так хотелось встать, размяться и кое-куда сходить. Прямо готова была сдаться на милость этих людей, которые становились ей все более противными и подозрительными. Не видеть бы и не слышать их никогда!

К счастью, самолет пошел на снижение.

— Слава Богу, это уже последний полет с таким грузом, — опять заговорил пилот, когда колеса машины коснулись земли. — Больше нервы мои не выдержат. Хорошо еще, таможенного досмотра не было…

— Ничего, парень, — сказал Ройбен Джеймс. — Зато как подумаешь о своем банковском счете в Швейцарии, сразу нервы успокаиваются. Разве нет?

— Так-то оно так, но за решеточкой, боюсь, деньги не очень пригодятся.

— Ладно, хватит ныть. Мы не нарушаем впрямую закон, мы только обходим его. Объезжаем.

— Облетаем, — уточнил пилот и еще что-то сказал, но Мартина уже не расслышала: помешал рев мотора. Потом прямо к самолету подъехал джип. Мистер Джеймс и пилот вылезли из кабины, сели в автомобиль и сразу уехали. Мартина и Бен поняли, что нужно спешить: сейчас, наверное, кто-то приедет за грузом и не очень обрадуется, увидев их под брезентом.

Осторожно приоткрыв дверцу и оглядевшись, они спрыгнули на землю. Жаркая волна сразу охватила их лица и тела, ноги утонули в песке.

Кругом была пустыня. Но заполнял ее не волнистый золотой песок, а вздыбленный, красного цвета. Он не переливался под солнцем легкой рябью, как волны на поверхности спокойного моря, а вздымался, как море во время шторма; словно горные пики или скалы. И все это находилось в постоянном движении, меняло размеры и формы под непрестанным сильным ветром. И выглядело неимоверно красиво, но от подобной красоты веяло одиночеством и безнадежностью.

У Мартины от этой картины закружилась голова, она вынуждена была опереться на Бена. Судя по всему, он испытывал нечто похожее. Как будто они одни на всем свете в этой пустыне, не имеющей ни конца, ни края.

Они и в самом деле были здесь одни, в тысяче миль от дома, с двумя бутербродами и бутылкой воды в мешке.

Ну, и что дальше? — произнесла Мартина впервые за долгие часы в полный голос, и в нем можно было уловить многое: чувство облегчения, страх, надежду, любопытство и… безнадежность.

Бен уловил в первую очередь страх и потому сказал нарочито беспечным тоном:

— Вопрос в самую точку. А ты не забыла главное правило для всех, кто любит разные приключения? Какое оно?

— Не впадай в панику.

— Правильно. Значит, не будем впадать в нее, ладно? Предлагаю: прежде чем тронуться с места, осмотреть все, что под рукой. То есть самолет. Может, найдем что-нибудь интересное.

— А перед этим поесть, — предложила Мартина.

— И это правильно.

Они быстро съели два бутерброда с сыром, опорожнили бутылку с водой, а потом, внимательно оглядевшись кругом и не увидя никого и ничего, кроме красноватого песка, снова влезли в самолет и начали его осматривать.

Ничего интересного они там не нашли, если не считать двух упаковок сока в холодильном ящике с искусственным льдом и там же таблетки — виноградного сахара-глюкозы и для очистки воды. А еще — одеяло, большое и тонкое, из индивидуального пакета пилота.

В багажном отделении в задней части самолета были тщательно запечатанные ящики с указанием фирмы, откуда они. Насколько можно понять — так, во всяком случае, предполагал Бен, — в них было какое-то оборудование для шахт.

— Для рудников? — переспросила Мартина. — Может, для тех, на которых добывают алмазы и платину и где Ройбен Джеймс наворовал свои миллионы?

— Если они у него есть, — сказал Бен. — Только не пойман — не вор. Слышала такую поговорку?

Но в отношении этого человека Мартина придерживалась твердого убеждения, что, пойман, не пойман, все равно вор.

Ребята постарались замести следы своего «обыска», после чего вылезли из самолета. Снова на фюзеляже Мартина увидела нарисованный четырехлистник и вспомнила слова тетушки Грейс: «Четырехлистник приведет тебя в круг», К какому кругу? Было бесполезно задавать Бену этот вопрос, и она спросила о другом.

— Помнишь их разговор в самолете? Как мистер Джеймс сказал, что они не нарушают закон, а обходят его?

— Да, — подхватил Бен, — и еще он говорил, что кто-то должен их благодарить за еду и за питье три раза в день. Помнишь? Я думаю, дело тут пахнет рабским трудом. Родители мне рассказывали, что у нас в Африке еще бывает такое: привозят рабочих, обещают невесть что, а потом забирают документы и заставляют работать на шахтах. А платят только едой три раза в день и питьем. И уйти им некуда: везде охрана. Как в тюрьме.

— Если правда, — сказала Мартина, — это похуже, чем наши дела с Савубоной.