– Да, отпусти, – проворчал тот, все еще тяжело дыша.

– Мама, открой, мама! Петька, я тебе велосипед принес. Помнишь, обещал? Открывай давай!

Сумасшествие продолжалось еще минут пятнадцать. Они вчетвером стояли в освещенных тусклым светом семидесятипятисвечовой лампочки сенях и слушали. Мягко говоря, всем было сильно не по себе. Наконец человек замолчал, затопали по ступеням шаги и наступила тишина. Ее нарушил Федор.

– Пошли в комнату, – сказал он. – На сегодня, думаю, концерт окончен.

Слова парня возымели волшебное действие.

Деревня ожила. Она кричала, и страх звучал в ее крике. В нем смешались голоса людей, собачий лай и даже выстрелы. Проверять, что там творится, Пете совершенно не хотелось – его больше беспокоила мать. На шум она не отреагировала, просто смотрела прямо перед собой и молчала. Ее серые глаза, обычно яркие, сделались тусклыми. Ничего не осталось от той живой и любопытной кумушки, любительницы сплетен и происшествий.

– В горницу! – скомандовал он и повернулся, чтобы взять женщину под руку. Однако опоздал – около матери уже суетился Арменыч.

– Мария Семеновна, – ворковал тот. – Пойдемте, пойдемте. Вам непременно нужно полежать.

Та оперлась на руку старика и, автоматически переставляя ноги, поплелась в горницу. Следом за ними туда потянулись остальные. Процессию завершал Марс. Он больше не походил на стукнутого электричеством колобка, и лишь на загривке шерсть еще непокорно топорщилась. Пес непрестанно оглядывался и порыкивал.

Следующий час прошел в хлопотах вокруг Марии Семеновны. Петя даже порывался бежать к фельдшерице тетке Светлане, но многомудрый Арменыч, переживший смутные времена в Тбилиси, его остановил.

– Зачем нам Светлана? – сказал он. – У нее сейчас и без нас хлопот будет полон рот. Сейчас капелек успокоительных попьем, снотворное примем и утром будем как новенькие. Главное, чтобы давление не скакнуло. Голова не болит? – заботливо наклонился он над Марией Семеновной.

В ответ та прикрыла глаза.

– Тонометр есть?

– Где-то был. – Петя вспомнил, что видел аппарат в верхнем ящике комода.

– Тащи, – распорядился Арменыч.

Давление оказалось лишь слегка выше нормы. Старик обрадовался.

– Вот и ладушки. Ей сейчас главное – поспать, – шепотом поделился он с Петей.

– Поспишь тут, – проворчал парень, косясь на окна – шум за ними стихать и не думал.

– Уснет, – уверенно пообещал Арменыч.

Так и получилось. Не прошло и десяти минут, как женщина сначала засопела, а потом даже начала похрапывать.

– Так, теперь кто-нибудь объяснит мне, что это за явление Христа народу? – Шотик Арменович был настроен воинственно.

Петя устало потер лоб:

– По всему выходит, что приходил мой брат. Чего быть в принципе не может. Умер Митька, утонул. – Он помолчал и добавил: – Голос его я хорошо помню. И велосипед мне ко дню рождения он обещал купить… Не успел.

– Пошутил кто?

– И кому придет в голову так шутить?

– Ну… хулиганам. – Шотик Арменович сам понимал, что несет чушь, но сдаваться сразу ему не хотелось. – М-да, хорошо, что все мои могилы далеко остались. А то придет вот такое нечто, что хошь, то и делай, – добавил он. Убежденным он все равно не выглядел.

В дверь снова постучали, но теперь стук был нахальным, даже нервным.

– Опять… – простонал Федор.

Марс встрепенулся и стрелой полетел к двери. Проявлять признаков агрессии он не спешил.

– Свои, – успокоил всех Петя.

Оттенки Марсова поведения он различал прекрасно – стучал кто-то из соседей, причем соседей ближайших.

– Главное, чтобы они живые были, – проворчал он больше для порядку и пошел открывать.

В проеме калитки стоял Степаныч. В трусах и с охотничьим ружьем в руках зрелище он представлял феерическое.

Петя сразу же задумался: как Митька мог стучать в дверь дома, когда калитка тоже заперта? Никакого лаза во двор или отошедших досок в их хозяйстве не наблюдалось. Это он знал совершенно точно, можно и не проверять. Если только проход не сделали совсем недавно. «Утром как следует проверю», – решил парень. Не нравилось ему такое положение вещей, ой не нравилось!

– Все живы? – осведомился старик.

– Все, все, – успокоил его Арменыч. – К вам тоже покойники в гости приходили?

– Анька моя приходила, – угрюмо сообщил он, – только я ее из ружья угостил. Солью.

– Вы так не любили свою жену?

– Покойник в земле лежать должен, – отрубил Степаныч. – Значит, не она это.

Арменыч не ответил, он прислушивался к шуму за окном. Тот и не думал прекращаться, наоборот, становился сильнее. Окно то и дело перечеркивали лучи фонариков и расцвечивали сполохи факелов.

– Пошли, проверим, как у остальных. Вдруг помощь нужна?

– Может, лучше в доме оборону займем? – предложил Петя. Федор согласно закивал головой.

– Знаешь, чем отличается деревня от города? – обернулся к нему Шотик Арменович. – Она честнее, хотя и пьют там без меры. В городе каждый сам за себя – убивать будут, никто не выйдет. Здесь же всегда на поддержку рассчитывать можно. Беда – вместе, радость – тоже вместе. Где еще зайдут поинтересоваться здоровьем, если пару дней не встречали в магазине?

– Точно-точно, – ехидно поддакнул Петя. – С утра у магазина вечно толкутся радующиеся и скорбящие.

Единство желаний потрясающее: всем срочно надо опохмелиться.

Арменыч огрызнулся:

– Не деревенский ты. Я в Вышелесе всего два года живу, и то больше на местного похож.

Особенно внешне, пробормотал под нос Петя и поинтересовался:

– А ты знаешь пословицу: моя хата с краю, ничего не знаю? Жизненная фраза. В деревне придумана.

Выходить ему не хотелось.

– Так мы идем помогать? – Арменыч был настойчив.

– Блин, мертвого замучаешь! Идем, – нехотя согласился он. – Кого только с мамой оставить?

– Давайте я посижу, – вызвался Степаныч. – Все равно ноги болят. А сидя и с ружьем я ого-го!

– Здорово, – обрадовался Петя. – Мы тебя еще Марсом усилим. Марс, дома!

Марс фыркнул, но, будучи собакой дисциплинированной, к тому же немецких кровей, возражать не стал. Он улегся в стратегически выгодном месте горницы и тяжело вздохнул, покоряясь желанию хозяина. Петя тоже вздохнул и пробурчал:

– Ничего не происходит, ничего не происходит – доскучался, блин! Во дурак-то я был! Щас будет веселье. Такое веселье, что мало не покажется.

– Точно, – кивнул Арменыч. Для человека преклонных лет слух он имел замечательный. – Мы идем, наконец? – поторопил он ребят и первым шагнул за порог.