– А если не придет – значит, забрали. Значит, это – плата за проход. Еще радоваться надо, что только одного.

– Кто забрал? – пролепетала Муся. Вид у нее был такой, словно она и не удивилась почти.

– Откуда я знаю – кто? Нижние хозяева. Об этом лучше не говорить. В параллельном туннеле, говорят, вообще – бездонный провал. Где кончается, никто не знает. Рассказывают люди, что туда трупы сбрасывают.

– И тебя могли забрать? И меня?

– Конечно, – буркнула Ника. – А ты как думала? В туннелях на каждом шагу – опасность. Да ведь и на месте сидеть нельзя.

И, злясь на себя отчего-то, девушка пригрозила Мусе:

– Смотри, если опять уши развесишь, на меня не рассчитывай. Хочется тебе сгинуть – пожалуйста, только без меня.

Муся только молча вцепилась в ее руку.

Они уже слышали доносившиеся со станции голоса, видели слабый свет впереди. Поднявшись по небольшой лесенке на платформу, они увидели человека в серой форме, сидящего за небольшим столиком. Челноки по очереди протягивали таможеннику паспорта. Когда очередь дошла до Муси, девочка неуверенно протянула свою новую ксиву. Казалось, она боялась, что он сейчас арестует ее. Но тот лишь мельком глянул и тут же нетерпеливо сунул корочки обратно ошалевшей девчонке.

На Проспекте Мира бойко шла торговля. Сама станция напоминала Нике Тургеневскую своими простыми скругленными линиями, но та была пустой, темной и оттого жутковатой, а здесь лампочки на шнурах обеспечивали вполне сносное освещение, вовсю гомонили торговцы, нахваливая свои товары, суетились покупатели. Ника тоже пристроилась в торговые ряды. Быстро подмазала чем-то лицо. Достала из рюкзачка сухую траву, разложила пучки перед собой на клочке пожелтевшей газеты.

– Слушайте, люди добрые, – монотонно завела она. – Вот сестра моя стоит – еще неделю назад ходить не могла, в язвах вся была, думали, помрет. И принесли мне травку одну, в полночь собранную в тайном месте, велели сестру отваром поить. Недели не прошло – встала сестренка, зажили язвы, следы только остались. И попросили мы сталкеров принести той травы побольше, чтоб на всех увечных хватило. Кому надо – подходите.

Тут же нарисовалась первая покупательница. Плохо одетая тетка сурово спросила:

– Что просишь за зелье свое?

– По двадцать патронов пучок – считай, так отдаю.

– Ничего себе – так, – возмутилась тетка.

– А сталкеру-то надо было что-то дать? Он собой рисковал, ночью наверху траву собирая. А ты задаром хочешь? За все платить надо. Ну ладно, как первому покупателю – уступлю. Пятнадцать.

– А точно поможет? – прищурилась тетка, у которой вся кожа была в каких-то чирьях.

– И не сомневайся. Верное средство.

Тетка была первой, за ней последовали другие. Кожными болезнями здесь страдали многие. Торговля шла бойко, и трава уже заканчивалась, когда Ника увидела целенаправленно пробиравшегося в их сторону вдоль торговых рядов человека. Девушка быстро схватила Мусю за руку и затерялась с ней в толпе.

– Ты чего? – спросила девочка.

– Осторожность не повредит, – буркнула Ника. – Видела того типа? Вдруг это за мной?

Человек прошел дальше, туда, где расположились торговцы обувью, и вроде бы стал прицениваться к стоптанным сапогам. Но Ника не успокаивалась.

– Больше не будем торговать. Вдруг это шпион с Красной линии?

– Шпион? – с изумлением переспросила Муся.

– Ну, это такие типы, которые все высматривают и вынюхивают, а потом начальству сообщают. Если меня поймают и на Красную линию вернут, мне не поздоровится.

И, поглядев на изумленное лицо девчонки, пожала плечами:

– Ты что, не знала, что в пределах кольца на любой людной станции шпионов полным-полно – наших, ганзейских, даже из Рейха? Да откуда тебе, ты-то им без надобности. Ладно, давай пожрать что-нибудь купим, одежду тебе какую-никакую. Заслужили.

Остановившись возле торговца едой, Ника некоторое время приглядывалась к свиному шашлыку. Но потом все же купила себе и Мусе жареные крысиные тушки – они были дешевле. Обгладывая хрупкие косточки, напарницы прислушивались к разговорам вокруг.

– Я свинину не ем, – мрачно говорил бородатый мужик своему собеседнику. – Я тут слышал, что свинари на Соколе своим свиньям покойников скармливают. С тех пор меня от свинины с души воротит.

– Если ВДНХ не устоит, то и мы долго не продержимся, – пронзительно убеждал худой мужик тетку в ватнике и трениках. – Попрут черные в метро, всех сметут. Если только туннели взорвать – тогда, может, кто и уцелеет.

– Сначала никто понять не мог – откуда они берутся? Прикинь, огромные ящеры с жабрами на шее. Но когда такая тварь Антоху схарчила, стали уже искать их логово.

– И как, нашли?

– Нашли. Они, паразиты, оказывается, икру мечут. Как лягухи раньше. А тут ведь поблизости Екатерининский парк, и там пруд есть. Вот весной как-то проходил мимо Кривой, смотрит – у берегов вроде студень какой-то колышется. Пригляделся – мать честная. Это не студень. Это икра. Каждая икринка – с яблоко величиной. И в некоторых уже шевелятся зародыши – противные такие, с крохотными лапками и огромными пастями. Он и думает – ни хрена себе головастики.

– И как же он?

– А никак. Дальше пошел. Что он мог сделать? Из автомата икру расстрелять? Туда бы, по-хорошему, огнемет, да только кто этим будет заниматься? Предупредили народ, чтоб к прудам не совались. А ведь главное логово-то их еще ближе оказалось. Совсем недалеко от метро.

– Это где же?

– А вот если от станции метро, от кольцевой, по Проспекту Мира к центру идти, то вскоре по левую руку увидишь здание с застекленными дверями. Ну, стекла-то выбиты уже, конечно. На самом деле это – вход в садик один, еще от старых времен оставшийся. Говорят, начался он с того, что лекарь Петра Первого, а может, жена его, растили там всякие травки. Не то для леченья, не то для колдовства. И с тех пор там растения всякие диковинные разводили. Теплицы там, парники устроили. И пруды там есть тоже, а еще сделали горки – забыл, как называются. Ну, накидали, типа, валунов всяких, кустики между ними посадили. Красоту навели, в общем. Вот этим ящерам-то теперь и раздолье. В прудах икру мечут, в холмиках нор нарыли себе. И иногда оттуда выползают. Так что обложили нас со всех сторон. Ну, взрослых отстреливаем иной раз, конечно. Так ведь новые каждый год выводятся. Кто-то говорил – уже и в Екатерининском парке в пруду их икру видели. Беда.

– А в Олимпийском кто-нибудь недавно был?

– Не был никто, и тебе не советую, коли жизнь дорога. Книги стоящие оттуда давно повынесли, дребедень одна осталась, да и ту теперь просто так не взять. Там какие-то чудики сидят[1].