Гора была едва ли не в милю высотой и выглядела так, словно некто взял огромный молот и ради забавы изо всех сил ударил в ее склон. Так возникла долина Варес, которая, по сути, долиной не была: овальная лохань диаметром в четверть мили, объятая с двух сторон скалистыми отрогами и завершающаяся почти отвесной стеной самой Лысицы. Вход в эту как-бы-долину не превышал пятидесяти ярдов в ширину. Вел туда имперский путь, каменная дорога, на которой едва разъехались бы два фургона. Называли ее Калиткой Севера, поскольку было это единственное место на расстоянии почти в сто миль, где купеческие фургоны могли перевалить Малый хребет.

Хотя путь, ведший на вершину Лысицы, и был узким, вырубленным в отчаянно отвесной стене, но построившие его имперские инженеры заслуживали любых почестей и похвал, какими в силах была одарить их человеческая память и благодарность. Тракт взбирался по откосам, насчитывал восемнадцать поворотов, а общей длины – без малого семь миль. Купеческий фургон, запряженный четверкой крепких лошадей, всходил на вершину за полный день. Но даже в этом случае добирался до Нового Ревендата куда быстрее, чем если бы ему пришлось ехать сто миль на восток, чтобы воспользоваться Большими Вратами.

Вот только нынче купеческий фургон взбирался бы на Лысицу дня три. А то и дольше.

– Словно стадо баранов. – Капитан сплюнул на землю, и было не понять – не то он раздражен открывшимся видом, не то попросту желает очистить рот от скопившейся желчи.

Молодой стражник дернул кадыком. Он и сам бы охотно сплюнул, избавившись от кома густой, липкой флегмы, забившей горло, но не мог. Как правило, офицеру позволено куда больше, чем солдату. Лучшая плата, лучший постой, лучшие порции из общего котла. И право сплевывать, когда пожелает.

Однако нынче он не поменялся бы местами со своим капитаном и ради всех этих несомненных привилегий.

– Значит, ты – мой вестовой? Как звать?

– Вархенн, господин капитан.

Черный Капитан отвел взгляд от долины и внимательней всмотрелся в него.

– Бергенец, что ли? – Он остановил взгляд на племенных татуировках, покрывавших щеки, лоб и тыльную часть ладони молодого стражника.

– По матери и отцу.

– Сколько тебе лет?

– Семнадцать, господин капитан.

– А я – зять императора. Сколько, спрашиваю!

– Пятнадцать.

– Ну так-то лучше. Умеешь этим пользоваться? – Капитан ткнул пальцем в тяжелый топор, заткнутый за пояс юноши.

– С детства, господин капитан.

– Это хорошо, пригодится. Что об этом думаешь? – Офицер указал на долину.

Стражник глянул вниз. С этой высоты дно ее казалось волнующимся морем. Люди, животные, фургоны – все перемешано и спутано в огромный гобелен. В горловину долины вливались все новые группы беглецов, ищущие спасения. Имперская дорога была забита людьми, телегами, перегоняемыми стадами. Даже стоя здесь, на высоте, он слышал эту толпу. Голоса людей и крики животных сплетались в грозную, мрачную какофонию. Паника – вот какое слово жгучим комом поднималось в его горле. Одна фраза, один крик о появившихся всадниках – и вся эта масса рванет в сторону дороги, ведущей на Лысицу, примется давить, топтать и умирать. Сперва старики, женщины и дети, а потом остальные. Одно слово убьет больше людей, чем наступающая армия.

Он не знал, что сказать.

– Я тоже так думаю. – Капитан стоял, широко расставив ноги, сунув пальцы за пояс, черненая кольчуга, которую обычно он носил поверх черного кожаного панциря, глухо брякала. – Се-кохландийцы загоняют их, словно рыбу в невод. А завтра, самое большее послезавтра появятся, чтобы выбрать лучшие куски.

Это прекрасно понимали все. Империя вот уже три года шаталась под ударами армии кочевников. Итогом войны стали пока что пять крупных проигранных битв и неисчислимое число стычек и боев, развеявших миф о непобедимости меекханской пехоты. Кочевники были не какой-то там бандой, которой удалось проскользнуть на территорию империи, но – стотысячной, вымуштрованной в боях конной армией, прекрасно управляемой и умеющей использовать свое превосходство. Передвигались они в два раза быстрее, чем пользующиеся сетью имперских дорог меекханские полки, избегали битв, если не обладали по крайней мере двукратным превосходством в людях, ударяли там, где были уверены в победе. Армия кочевников состояла из пяти больших, двадцатитысячных отрядов, а их боевые а’кееры, насчитывающие от ста двадцати до ста пятидесяти лошадей, могли появиться в любом месте к северу от Кремневых гор. Грабили, жгли, убивали и уничтожали все, что оказывалось у них на дороге. А ведь центральные провинции империи вот уже почти триста лет наслаждались миром. Селения, городки, даже большие города не имели стен и были словно отворенные ульи для роя обозленных, голодных шершней.

Десять дней назад пришла весть, что два из этих отрядов свернули на северо-запад, пересекли реку и вторглись в подгорные провинции. Тридцать, сорок тысяч всадников легко разгромили два имперских полка, насчитывавших не более пяти тысяч человек. И принялись сеять смерть. Оба стражника знали: еще вчера небо закрывали дымы от горящих селений и городов. Нынче небосклон был чист, но это лишь усиливало ощущение угрозы. Не знать, где находится враг, в сто раз хуже, нежели иметь его прямо перед глазами.

Только вот се-кохландийцы могли теперь не спешить. Капитан Монель был прав: долина Варес – невод, в который жители провинции давали себя загнать, словно неразумные зверушки. Десятки тысяч людей двигались сюда с телегами, груженными всем нажитым скарбом, будто не помня, что дорога к вершине даже у пешехода налегке занимает половину дня. Фургон въезжал по ней целый день, и это при условии, что в него впрягли сильных, здоровых животных, а сам он не был чрезмерно нагружен. А нынче вверх тянулись огромные, тяжелые сельские телеги, до краев полные разнообразным добром и влекомые одной-двумя худыми и ослабленными многодневным бегством клячами. Голова человеческой змеи, взбирающейся на Лысицу, прошла едва ли треть пути. Вархенн знал, что у нее нет ни шанса добраться до вершины к ночи. Долина оказалась смертельной ловушкой.

Капитан вздохнул и снова сплюнул.

– Иди к лейтенанту Кавацру и передай, чтобы тот со своей ротой начал спускаться к подножию дороги. Все телеги нужно убрать с пути, животные могут остаться, но при условии, что не будут задерживать движение. Если кто из них начинает сдавать – резать и волочь в сторону. На каждом витке пусть поставит двух-трех людей: контролировать ситуацию и подгонять толпу. Никаких простоев. Если кто не сможет справиться, должен уступить дорогу другим. Прочих стражников пусть оставит, им переводить людей на ту сторону, никаких задержек вверху, потому что забьют нам перевал. И пусть их считает. Хочу знать, сколько перейдет через Малый хребет. Я с остальными ротами сойду по стене, сперва третья и восьмая, последней – моя. Пошел!

Молодой стражник кивнул, отсалютовал и помчался в сторону невысокой башни, где ожидал остальной отряд. Черный Капитан привел к Лысице четыре роты, первую, третью, восьмую и десятую из Четвертого полка Горной Стражи. Всего неполных четыреста человек. Приказ они получили меньше пяти дней назад, что свидетельствовало о серьезных проблемах с системами связи, обычной и магической. Се-кохландийские отряды часто шли с сильными племенными шаманами, жереберами, которые с яростным упорством охотились за имперскими чародеями, особенно за теми, кто служил в войске. Таким образом, у армии медленно выламывали клыки, ослепляли и оглушали ее. Сеть же конных гонцов уже давно была разорвана летучими а’кеерами. Кочевники перехватили инициативу, и империя медленно проигрывала войну.