В туалет вошел новый посетитель. Кащеев умолк, культурно посторонился и быстро вышел, оставив Бобра соображать, что к чему. Бобер вышел из туалета минуты через три.

За это время он успел позвонить своим подельникам и дать инструкции. Те рассчитались и вышли из кафе. Бобер наблюдал за ними из укромного места. Но и Кащеев умел пользоваться телефоном. Он позвонил Салаухину, который как раз и сидел в кафе напротив в синей майке «Адидас»…

В общем, все прошло как по нотам. Салаухин, которого Кащеев, конечно, использовал втемную, худо-бедно роль опера выполнил. Бобер, едва увидев, что за его подельниками действительно следят, дал им по телефону команду разбегаться.

Ровно через час Кащеев пришел к универсаму и долго ждал Бобра. Тот, ясное дело, не пришел. Тогда Кащеев отправился на набережную, где некоторое время беззаботно прогуливался, а потом приземлился в каком-то кафе. Только здесь он наконец увидел, что за ним следят. У самого универсама бригада Бобра, видно, использовала машину. Кащеев понял, что его задумка сработала. И как ни в чем не бывало продолжил культурно отдыхать…

Поздней ночью, когда Кащеев возвращался домой, возле него притормозила машина. Из нее выбрался здоровяк с огромными руками – «торпеда» бригады. Распахнув дверцу, он сказал:

– Садись, земляк, подвезем!

– А ты кто?.. – спокойно спросил Кащеев.

– Да садись, говорю! – усмехнулся здоровяк, оценив выдержку Кащеева. – С Бобром потолкуешь заодно!

– А-а! – кивнул Григорий Васильевич. – Так бы сразу и сказал.

В следующий миг он спокойно сел на заднее сиденье. Здоровяк запрыгнул на переднее, и машина тронулась. Бобров, сидевший сзади, протянул руку:

– Ну здорово, бродяга! Спасибо за наколку! Извини, не признал тебя… Мы что, вместе на какой пересылке чалились?

Кащеев покачал головой:

– Нет, Бобер! Я мент, бывший…

Бобров отдернул ладонь – для правильного уголовника пожать руку менту все равно что верующему плюнуть на распятие. Машина дернулась. И пассажир, и водитель синхронно повернули головы, уставившись на Кащеева. Бобров отодвинулся в угол, быстро оглянулся через заднее стекло и недобро спросил:

– И чего тебе надо, мент?..

– Мы все надеемся на вас, академик! Да?!

– Да!!! – дружно взвыли присутствующие, точнее, та часть, которая была «подсадной».

Но их стараниями зал уже был разогрет, так что Моне манипулировать присутствующими становилось все легче и легче. После напутствий академика он выдернул из зала маленькую девочку, которая, конечно же, совершенно случайно оказалась музыкально одаренной, и на пару они сбацали какой-то полупсалом-полубалладу.

Публика все более раззадоривалась. Даже соседки-бизнес-леди невольно включились в действо. Логинов же совсем заскучал. Но Моня его терпение испытывал недолго. Выдав еще пару отрепетированных номеров с «подсадными» и доведя часть публики до экстаза, он отер со лба пот и проговорил в микрофон:

– Учитель в монастыре Шаолиня передал мне часть своих сокровенных знаний! Человек – это карма! Именно карма человека определяет его способность к просветлению! Путь объединения всех братьев по вере, на который я встал, труден, и одному мне не справиться! Поэтому я прямо сейчас попробую найти среди вас того, кто способен мне помочь!

Зал наполнила странноватая гипнотическая музыка: как будто кто-то один бросал камешки в битые стекла, другой задумчиво дудел в волынку, а третий лениво водил куском кирпича по струнам виолончели. Свет притушили, и Моня, прикрыв глаза, вроде как на ощупь спустился по ступенькам в зал и начал бродить по нему, выставив перед собой руку.

Публика притихла. Моня же лихорадочно перемещался по проходам с прищуренными глазами, то вдруг замирая, то ускоряясь, чтобы снова неожиданно остановиться и совершить рукой несколько замысловатых пассов.

Счастливцы, возле голов которых он «щупал» воздух, замирали и боялись пошелохнуться. Но Моня, увы, двигался дальше – до тех пор, пока сложным маршрутом вновь не вернулся к сцене и не приблизился к лестнице. Здесь Моня вдруг как будто споткнулся. На миг застыв, он резко развернулся, сделал несколько торопливых шагов и протянул руку к пассии академика.

Та вытянулась в струнку и замерла, широко открыв глаза. Ее грудь высоко вздымалась, пальцы с длинными розовыми ноготками впились в бархат подлокотника, на верхней губе мгновенно проступили бусинки пота.

Моня медленно приблизил руку почти вплотную к роскошным каштановым волосам. Академик нервно сжал свою трость. Было понятно, что его спутница, если понадобится, из трусиков готова выпрыгнуть, чтобы переметнуться к Моне…

– Я же сказал: просто поговорить, – пожал плечами Кащеев.

Бобров вздохнул:

– Валяй! Только короче!

– Если короче, то у меня к вашей бригаде деловое предложение!

– Что за предложение?

– Работать на меня…

– Да за кого ты нас принимаешь? Мы на ментов не работаем!

– Я же сказал: я бывший мент. Это во-первых. А во-вторых, вы так долго не продержитесь. Рано или поздно вас спалят, пацаны. А я предлагаю не тырить кошельки по пляжам, а заварить крутой бизнес. Ну нет так нет. Найду себе других компаньонов. Удач! До дома можете не подвозить, я сам дойду…

Красавчик-водитель вопросительно посмотрел в зеркало на Боброва. А тот вдруг задумался. Кащеев произвел на него впечатление. Если не считать, что он оказался бывшим ментом, он все сделал по понятиям. И насчет мента он сам признался. А ведь мог бы и пурги нанести… В общем Бобер понял, что перед ним сидит реальный и тертый мужик. Который за базар отвечает.

– Да ладно, довезем! – сказал Бобер. – Все равно за нами должок вроде как числится за сегодняшнее. Заодно и насчет предложения твоего можем покалякать… Только я все равно тебя не признал. Кто ты?

Это был самый главный вопрос. Для Кащеева он мог стать вопросом жизни и смерти. Но Григорий Васильевич не зря так долго готовился к встрече. И он спокойно сказал:

– Да мы с тобой лично не пересекались, Бобер. Точнее, ты со мной не пересекался…

Бобер непонимающе уставился на Кащеева. Тот же с небрежной улыбкой выдал тщательно подготовленное объяснение:

– Я просто курировал в Белгородском ГОВД уголовный розыск. И мне о твоей с Бананом разработке докладывали. – В этом месте Бобер меланхолично ухмыльнулся и кивнул головой. – А потом, когда ты ушел у белгородских оперов из-под носа, я подписывал документы на всесоюзный розыск… Тобольских моя фамилия, – наконец небрежно «представился» Кащеев.

Бобров прищурил глаза:

– Что-то припоминаю… Майором ты тогда был, да?