Вдруг одно окно открылось. В светлой его рамке показалось лицо мужчины. Боже мой! Это был Ногендро! Ногендро, Ногендро! Если бы ты мог увидеть под деревом крошечный цветок жасмина[34]! Если бы ты мог услышать, как при твоем появлении забилось сердце Кундо! Если бы ты знал, что твое появление сейчас не принесло ей радости, потому что она боялась никогда больше не увидеть тебя! Ногендро! Стой, не двигайся! О, как несчастна Кундо! Такая прозрачная, прохладная вода в том пруду... отражение звезд на его поверхности... и можно все забыть!

Но что это? Кричит филин! Ты собираешься уйти, оставить Кундонондини одну? Ты видишь, молния! Не уходи! Кундонондини страшно! Смотри, опять черные тучи на плечах у ветра бросаются в бой. Буря! Где найдет приют бедная Кундонондини?

Что это? Ногендро открывает окно, и тучи мошкары врываются в его спальню. Какое счастье родиться мошкой! Но мошка сгорела, Кундо! И Кундо хотела бы сгореть. «Отчего я не сгорела, не умерла?» — думает она.

Ногендро закрыл окно и отошел. Жестокосердый! Разве тебе жаль?.. Нет, нет! Тебе нужно спать, нужно отдохнуть. Если уж Кундонондини суждено умереть, она умрет. Ты не беспокойся об этом — она так хочет.

Окна погасли. Кундонондини долго еще смотрела на них, а затем встала, вытерла слезы и пошла. Пошла куда глаза глядят...

«Куда идешь?» — скрежетал гигантский тамариск.

«Куда идешь?» — скрипела пальма.

«Куда идешь?» — кричал филин.

«Иди, иди, мы больше не покажем тебе Ногендро», — словно говорили окна.

А Кундонондини, глупенькая Кундонондини, все еще оглядывалась на них!

Кундо шла, шла и шла. По небу бежали тучи. Вот они затянули его, вспыхнула молния, рассмеялась! Загрохотал гром, взревел ветер!

Кундо! Куда же ты?!

Буря! Пронесся ветер, поднял пыль, сорвал листья с деревьев. Хлынул дождь — закапал, зазвенел, застучал...

Кундо! Куда же ты?!

При свете молнии Кундо увидела у дороги маленький домик. Со всех сторон его окружала глиняная стена с небольшим навесом. Кундонондини присела под ним у самых дверей. Она нечаянно прислонилась к двери, и та чуть слышно скрипнула. Хозяйка не спала, и, услышав скрип, подумала, что это ветер. Но лежавшая у порога собака вскочила и залаяла. Хозяйка испугалась, приоткрыла дверь и увидела одинокую женщину.

— Кто ты, женщина? — спросила она. Кундо молчала.

— Кто ты? — снова повторила хозяйка.

— Я прячусь от дождя, — ответила Кундо.

— Что, что? Что ты сказала? — нетерпеливо переспросила хозяйка.

— Прячусь от дождя, — повторила Кундо.

— Знакомый голос, — удивилась хозяйка. — Войди-ка в дом.

Она ввела Кундо в комнату, зажгла огонь, и Кундо увидела, что это Хира.

— Понятно, выгнали, значит. Ничего. Я никому не скажу. Оставайся здесь, — сказала она.

Дом Хиры со всех сторон обнесен стеной. В доме две комнаты с земляным полом. Стены разрисованы: дорога, птицы, боги. Двор выстлан сухим коровьим пометом, в углу огород, к нему примыкает сад с кустами жасмина и роз. Господский садовник собственноручно принес семена и посадил здесь цветы — так хотела Хира. Стоило ей захотеть, и он перенес бы сюда не только сад, но и весь дом. Он сделал бы это, ведь Хира сама готовила ему табак! С черными браслетами на руках, она подносила ему кальян, и садовник, вернувшись домой, долгими ночами думал об этом.

В домике жили только Хира и ее бабушка. Одна комната принадлежала Хире, другая — бабушке. Хира привела Кундо в свою комнату и уложила в постель. Кундо легла, но уснуть не могла.

— Оставайся еще дня на два, — сказала Хира на следующий день. — Если все не уладится, пойдешь куда хочешь.

Кундо согласилась. Днем Хира по настоянию Кундо прятала ее от посторонних глаз. Дверь своей комнаты она запирала на ключ, чтобы бабушка ничего не узнала, а сама уходила в господский дом помогать по хозяйству. В полдень, когда бабушка отправлялась купаться, Хира возвращалась, кормила Кундо и снова запирала. Вечером, вернувшись домой, она отпирала дверь, и они вдвоем устраивались на ночлег.

«Дзинь-дзинь-дзон» — мягко звякнула дверная цепочка. Хира насторожилась. Только один человек звенел ночью цепочкой. Это был господский сторож. Он обходил ночью усадьбу и гремел цепью, но в его руках она звучала не так мягко. «Дин-дон, дин-дон, прочь гони сон! Грум-грум, гром-гром, береги господский дом!»

Сейчас цепочка звенела иначе. Она словно пела: «Дзинь-дзинь-дзинь-ка, наша Хиранька! Дзон-дзон-дзой, Хира, цветик мой! Дзира-дзира-дзира, выходи, родная Хира!» Хира поднялась, выглянула за дверь и увидела женщину. Сначала она не узнала ее.

— О Гонгаджол[35]! — удивилась Хира, признав в женщине знакомую молочницу по имени Малоти. — Какими судьбами!

Малоти жила в Дебипуре, недалеко от усадьбы Дебендро. Это была смешливая женщина лет тридцати — тридцати двух с ярко-красными от бетеля губами, одетая в сари, с браслетами на руках. Лицо у Малоти было почти белое с легким загаром, носик вздернут, на подбородке темнела ямочка. Малоти не служила у Дебендро и не являлась приживалкой, но была очень предана ему и устраивала многие его дела, которые никто, кроме нее, устроить не мог.

Увидев Малоти, догадливая Хира воскликнула:

— О милая Гонгаджол! Я уж думала, что так и умру, не повидавшись с тобой. Что же привело тебя ко мне?

— Дебендро-бабу послал за тобой, — прошептала Малоти.

— Что же ты получишь за это? — с лукавой усмешкой спросила Хира.

— Беда с тобой, да и только! Всегда у тебя что-нибудь такое на уме! Пошли!

Хира только этого и ждала.

— За мной прислали, мне надо идти в господский дом. Что там случилось, не знаю, — соврала она Кундо.

Затем погасила свечу, в темноте ловко принарядилась и вышла к Малоти. С улицы донеслось их пение:

В поисках редкостных жемчугов

До капли я вычерпать море готов...

Так они и шли с песней.

В комнату Дебендро Хира вошла одна. Дебендро опять совершал богослужение, но на этот раз оно оказалось кратким. Он был слегка навеселе.

Встреча с Хирой выглядела на сей раз иначе. Дебендро повел серьезный разговор:

— Хира, в прошлый раз я был пьян и потому не понял, что ты говорила. Сейчас я послал за тобой, чтобы узнать, зачем ты приходила.

— Только затем, чтобы видеть вас, — отвечала Хира.

Дебендро рассмеялся.