С мгновение казалось, что Аддисон сейчас заявит, будто знала об этом с самого начала, но она обернулась и взглянула на Сорвина.

– На мизинце правой руки перстень с печаткой.

Стивен снял его с пальца, опустил в пакет, протянутый помощником прокурора, и снова взялся за руку трупа. От его следующего действия Фетр чуть не вытошнило, ибо он поднял нож и глубоко надрезал руку в области локтевого сгиба. У Фетр перехватило дыхание от этого акта осквернения, но далее последовало нечто еще более ужасное: лаборант, приложив недюжинные усилия, распрямил руку, и обнаженные им розовые слои ткани разошлись еще шире. Голова у Фетр закружилась, а рвотные спазмы участились.

Она развернулась и выбежала прочь, не обратив внимания на поднятую ею суматоху, на насмешливую улыбку доктора Аддисон и любезно предложенную ей руку Сорвина.

– Так вы патологоанатом, Джон?

– В общем, да.

Айзенменгер только что вкусил все поданные паштеты и совершенно не хотел отравлять их послевкусие, открывая рот. Однако Тристану, в отличие от него, гастрономические изыски были более привычны.

– Я очень рад, что эта специальность наконец получила должное признание. Патологи очень долго находились в загоне, и их ролью в медицине явно пренебрегали.

Айзенменгер подумал, что если закрыть глаза, можно вообразить, что слушаешь выступление президента медицинского общества.

– Ну, наконец пришло наше время.

Тристан энергично закивал.

– Нам страшно не хватает патологов, – поворачиваясь к Елене, добавил он. – А без них мы как без рук.

– Да, Джон постоянно говорит мне об этом, – непринужденно откликнулась Елена.

– Даже образованные люди по-прежнему считают, что представители этой профессии могут только резать; и сколько бы я не утверждал обратное, они продолжают настаивать на том, что патолог – это всего лишь мясник.

Айзенменгер покорно снес сочувствующую улыбку, которой сопровождалась эта проникновенная речь, однако пропустить мимо ушей покровительственную интонацию было сложнее.

– К тому же эта жуткая история в «Олдер-Хей» сильно повредила репутации вашего сообщества,[12]– продолжил Тристан.

Айзенменгеру удалось подавить вспышку раздражения, и он миролюбиво ответил:

– Ну, думаю, большинство понимает, что эта история была прискорбным исключением из правил.

– Да, конечно.

Айзенменгер уже собирался продолжить, но тут его взгляд остановился на Нелл, сидевшей напротив него. До этого момента она оживленно беседовала с Еленой, и их постоянные смешки и восклицания создавали за столом атмосферу легкой непринужденности. Теперь же он поймал на себе ее взгляд и понял, что он действует на него гипнотически; возможно, все дело было в освещении, которое делало ее лицо еще бледнее, а глаза еще больше. Они выдавали обуревавшее ее смятение.

Из транса его вывело появление поварихи и горничной с длинным сервировочным столом, которые принялись расставлять накрытые крышками блюда, а затем поставили рядом с Тристаном целую гору тарелок. Последним на стол был водружен огромный запеченный окорок. Тристан взял в руки вилку и большой нож для разделки мяса.

– Когда за столом хирург и патологоанатом, можно не сомневаться в том, что мясо будет разделано как положено, – заметила Тереза с противоположного конца стола.

– Патологоанатом? – переспросила Элеонора. – Кто патологоанатом?

– Джон.

– Какой Джон?

– Приятель Елены, – с некоторой резкостью ответила Тереза, указывая кивком на Айзенменгера. И Элеонора уставилась на него с таким видом, словно он был незваным призраком, только что появившимся за столом.

– Джон – судебный патолоанатом, мама, – пояснил Тристан, уже приступивший к разделке мяса. – Трупы, увечья и всякое такое.

Тристан положил несколько кусков на верхнюю тарелку и передал ее Елене, чтобы она отправила ее дальше, но когда она в свою очередь протянула тарелку Нелл, та не обратила на нее внимания. Нелл опять смотрела на Айзенменгера, и казалось, глаза ее стали еще больше и еще выразительнее, только теперь в них читался ужас.

– Нелл, – тихо окликнула ее Елена.

Трудно было себе представить, что это маленькое хрупкое существо может вскочить столь резко. Она выбила из рук Елены тарелку, и та упала на пол. Осколки фарфора и куски говядины рассыпались по ковру, а Нелл, круша их ногами, выскочила из комнаты под целый хор восклицаний.

На мгновение все замерли, и если бы не появление горничной, вернувшей всех к жизни, это мгновение могло бы продлиться долго.

Тереза первой набралась смелости и открыла рот.

– Сара, будь добра, убери это, пожалуйста, – промолвила она. – Я должна извиниться за Нелл, – добавила она, поворачиваясь к сидящим за столом.

Горничная вышла.

– С Нелл все в порядке? – осведомилась Елена. – Может, мне…

– Нет-нет, – решительным голосом откликнулась Тереза, хотя взгляд ее говорил о куда меньшей уверенности. – Она просто устала. Том плохо спит.

– К тому же она не очень любит мясо, – с излишним энтузиазмом добавил Тристан. – Всегда стремилась к тому, чтобы стать вегетарианкой.

Вернувшаяся с метлой и мусорным ведерком горничная принялась убирать осколки позолоченного фарфора и куски мяса.

– И что это вдруг нашло на Нелл? – промолвила Элеонора с таким видом, словно до сих пор не было сказано ни слова.

– Я зайду к ней после обеда, – не обращая внимания на свекровь, заметила Тереза, адресуясь к Елене. – Думаю, к тому времени она уже успокоится.

– Полагаю, ей будет стыдно, и она станет раскаиваться в том, что сделала, – с уверенным видом добавил Тристан. – И наверняка ей снова захочется увидеть тебя, Елена.

Ой ли? Айзенменгер пытался найти этому подтверждение, однако ему это плохо удавалось, так как поведение Нелл с самого начала было очень противоречивым.

Фетр понимала, что если она не вернется в секционную в ближайшее время, то не вернется туда никогда, а это означало, что впредь доктор Аддисон всегда будет смотреть на нее с насмешкой. Она подавила тошноту и сделала три глубоких вдоха. Ну, вперед.