Как это ни странно, одним из критериев отбора для лоботомии считали способность пациента жить в среде более благоприятной, чем та, из которой он или она вышли. Лишь уверившись в этом, хирург взялся бы за скальпель. Тем вечером я видел человека, со слезами на глазах молившего об операции, которая бы навсегда притупила остроту восприятия жизни. Он хотел ослабить свою чувствительность, пока не научится выживать в том мире, куда ему предстояло вернуться. Вот уж поистине благоприятная среда!

После ссылок на феноменальные статистические данные о ежегодном потреблении алкоголя и разнообразных наркотиков в этой «стране неограниченных возможностей» он констатирует следующее:

Я излазил вдоль и поперек все психиатрические лечебницы страны, изучил динамику психической гигиены и обращался во многие организации, чтобы разрешить свои собственные проблемы и заодно предотвратить возникновение подобных проблем у других людей. За год я проинтервьюировал 1400 алкоголиков. Познакомился со множеством благородных, самоотверженных мужчин и женщин и целым легионом страдальцев, но ни у кого не нашлось готового ответа.

Затем развивает свою мысль:

Я не прочь увидеть, как на час в неделю выключается радио или телевизор, откладывается в сторону газета или журнал, запирается машина в гараж, сворачивается игра в бридж, закупоривается бутылка вина, плотнее закрывается пузырек с успокоительными средствами. Чтобы на этот час забыли о производстве и потреблении. Забыли о политике, внутренней или международной. Предлагаемый час мог бы называться «часом человека». В течение этого часа человек может спросить себя и заодно своего соседа, какой именно цели они служат на земле, что такое жизнь, чего мужчина или женщина вправе ждать от жизни и что должны отдать взамен. Если данный человек трудится в поте лица и борется за свои истинные устремления, справедлива ли цена, оплаченная его страданием? Соседям следует внимательно прислушаться друг к другу. Только подобным образом можно попытаться заглянуть внутрь себя. В душах других людей они увидят искаженное подобие своей собственной души. Помогая другим, они помогли бы самим себе.

Должен признаться, что эта идея – полностью остановить жизнь нации, пусть даже на час в неделю, для того чтобы задуматься и поразмышлять, – меня чрезвычайно привлекает. Верю, что результаты были бы фантастическими. И это возможно, хотя на первый взгляд выглядит полной химерой. Мусульманский мир ежедневно объединяется в молитве, стоит муэдзину подать сигнал с минарета. Но когда-нибудь хоть одна община прервала свою молитву, чтобы посвятить несколько минут проблемам, одолевавшим членов этой общины? Размышления в унисон о возникшей проблеме – представьте, какие возможности это сулит? Осмелюсь утверждать, что введи мы такой порядок, наверняка получили бы из уст своих детей самые прозорливые, практичные и плодотворные замечания и предложения. На сегодняшний день ситуация обстоит таким образом, что именно разумных людей не допускают на совещания наших лидеров. Несмотря на разглагольствования о свободе слова, свободе печати, свободе выборов и так далее, смею утверждать, что с ними случился бы шок, обнародуй мы мнение простого человека о насущных проблемах, стоящих перед миром. Простых людей ловко сталкивают друг с другом, детей не допускают, молодежи приписано соответствовать и повиноваться, а взгляды мудрых, праведных, истинных служителей человечества игнорируют, называя прекраснодушными.

Нет, это было бы великим событием для любой общины, многочисленной или малочисленной, удели она хотя бы пять минут в день серьезным размышлениям. Если результат сведется не более чем к осознанию такого чувства, как коллективизм, можно считать, что лед тронулся. Если мы и в самом деле до сих пор не признали тот факт, что состоим членами единого мира, или, на худой конец, одной нации, то тем более очевидно, что мы не причисляем себя даже к тем скромным сообществам, в которых состоим. Мы становимся все более и более разобщенными, обособленными и изолированными. Отдаем свои проблемы на откуп соответствующим правительственным организациям и, действуя подобным образом, освобождаем себя от ответственности, совести и инициативы. Мы не верим в силу личного примера, несмотря на то что поклоняемся великому образу Иисуса Христа. Мы прячемся от лица реальности, считаем, что она слишком уродлива. Хотя именно мы, мы и только мы создали этот отвратительный мир. И именно нам надлежит его изменить путем пересмотра своего внутреннего ви́дения.

Воистину прискорбно в la condition humaine[68] то, что девять десятых проблем, одолевающих нас, могли бы разрешиться за одну ночь. Они отнюдь не непреодолимы. Вся энергия, направляемая сейчас на никчемные, идиотические, унизительные и разрушительные цели, могла быть направлена на полезные и благородные устремления, стоит всего лишь изменить свою позицию или отношение. Лишь на долю очень немногих в любую эпоху истории человечества выпадает честь бороться с великими проблемами – проблемами, достойными человека. Всякий раз, когда мое воображение настраивается на эту волну, я думаю об английском прозаике Клоде Хотоне – единственном, насколько мне известно, писателе, кто уже в самом начале книги неизменно освобождает своего героя от обычных земных проблем, на преодоление которых тщетно тратят свою жизнь простые люди. Неудивительно, что его считают «метафизическим» романистом! И все же, лишь освобождая «героя» от обыденных ежедневных забот, может автор надеяться придать его образу уникальность и привлечь к нему внимание. Вооружите человека богоданными силами, поставьте его лицом к лицу с реальностью, и потом посмотрим, какую форму могут обрести и каким содержанием могут в действительности наполниться человеческие проблемы! Порой мне кажется, что истинными героями являются лишь праведники. Творят добро, борются за справедливость, помогают бедным, поддерживают слабых, наставляют на путь истинный и обучают молодежь – разве этого не достаточно, дабы напомнить нам о том, что мы недоразвиты, туго соображаем, живем неполной жизнью? Слепой ведет слепого, больной врачует больного, сильный помыкает слабым.

Цель жизни! Эх, разве это не что иное, как наслаждение жизнью? Как может кто-то начать наслаждаться жизнью, если он полумертв?

Разрешите мне процитировать параграф из малоизвестной книги Эрика Гуткинда:

«Благочестивое» отношение, аскетизм, духовность, искреннее раскаяние – именно они направляют Божью кару в сторону уютного семейного очага. Религия делает Бога бессильным и безопасным. Наше земное существование само по себе разворачивается перед глазами Того, Чей лик не дано видеть никому на земле. И этот неописуемый парадокс низводится до представлений, подходящих под наши ежедневные требования. Наше знаменитое неотвратимое тяготение к жизни на этом свете исподволь открывает нам сотню путей спасения. Но, обращая взгляд на себя, мы приняли духовность за реальность. Радость от предстоящей встречи с Богом меркнет перед ненавистной теологией. Религия нас обманывает. Она выманивает у нас это чудо из чудес, позволяющее, когда умирает последняя надежда на спасение, восстать и постичь абсолютную реальность, вечный смысл, когда, не уничтоженные, а закалившиеся в огне Божьей кары, мы можем объявить, что «все дороги на земле ведут в рай» и что жизнь на «том свете», сколь бы далекой и маловероятной она ни казалась, есть не что иное, как манифестация сотворенного мира. Под давлением религии жизнь никогда не была полноценной и спокойной. Как по-настоящему не были полноценны и спокойны ни мир, ни человек.