— Да-да.

— Девушка? Алло? Девушка?

— Здравствуйте.

— У вас какие-то проблемы?

— Да.

— Почему вы не хотите записаться на прием?

— Я не выхожу из дома. У меня сломана нога. Если вы насчет денег, то не переживайте: я сегодня же перечислю вам на счет ту сумму, которую вы назовете. Мне просто необходимо с кем-то поговорить.

— Хорошо, это вы обговорите с моим секретарем. Денежный вопрос. А я очень внимательно вас слушаю. Что случилось?

— У вас правда есть время?

— Ну конечно!

— Уже вечер. На улице темно, холодно. Вы, наверное, домой собрались? У вас семья, дети? Да?

— Вам очень одиноко? Да? Как вас зовут?

— Марина Сергеевна. Рина. Да, лучше Рина.

— Рина?

— Странное имя, да? Но я привыкла. У меня в детстве была подруга. Марианна. То есть и сейчас мы подруги. Я Марина, она Марианна. Когда мы пришли в детский садик, в одну группу, она половину букв не выговаривала. А «Марианна» — это и длинно, и трудно. На вопрос «Девочка, как тебя зовут?» она отвечала «Ник-Ник». Ее девичья фамилия Николаева. Марианна Николаевна Николаева. Так было проще: «Ник-Ник». Я сократила это до Ники, а она, чтобы не выговаривать «Марина», стала звать меня Риной. Правда, тогда, в детстве, она говорила очень смешно: не Рина, а Лина. А уже потом… Ника и Рина, Рина и Ника, так и повелось. Вы слушаете?

— Да. Я вас слушаю.

— Спасибо, большое спасибо! Меня никогда никто не слушал. Вернее, слушали, но из вежливости, а не потому что я говорила что-то особенно умное или смешное или забавное. Я удивительно скучная, некрасивая и очень глупая женщина.

— Это вы сами так решили или кто-то сказал?

— Разве об этом надо говорить? Если у тебя, единственной в классе, нет мальчика, не значит ли это, что хуже уж никого и быть не может?

— Бывают и очень умные, красивые девочки, которых на дискотеках никто не приглашает танцевать.

— Это другое. Думаете, я не понимаю разницу? Красивые и умные рано или поздно получают то, что заслуживают. Наступает момент, когда они понимают, что имеют перед другими громадное преимущество, и начинают этим преимуществом пользоваться, пользоваться так, что… Нет-нет, не думайте ничего такого! Я не о Нике! Нет-нет! Я глупости говорю. Я такая. Все время говорю глупости и делаю глупости. У меня нет абсолютно никаких талантов, а внешность… Стоит только в зеркало посмотреть! Но нет, я не жалуюсь. Никогда ни на что не жаловалась и не буду. Пусть я такая, пусть! Но зачем он тогда на мне женился? Зачем? Я поверила, что это случилось, что я, вот такая, как есть, кому-то нужна, я любила его. Люблю. Да. Всегда буду любить, даже если он умер, а они все говорят, что это я его убила. Если не говорят, то думают. А теперь я сижу и вздрагиваю от каждого телефонного звонка, потому что это вернулось. Вы слушаете? Это.

— Да-да.

— Вернулось это. Страх. Когда звонит телефон, я в первый момент испытываю жуткий страх. Что-то липкое, черное, большое заползает в душу и начинает медленно, по частям, меня пожирать. Резко учащается пульс, затрудняется дыхание, поднимается давление. А ведь у меня больное сердце. Врачи говорят, что это врожденное. Мама умерла от порока сердца, когда меня рожала. Я росла одна. То есть не одна. У меня были папа и дядя. Но у папы были женщины, другие женщины, после того как умерла мама, да и у дяди, возможно, кто-то был. А у меня был только телефон. Они уходили, а потом звонили и спрашивали, как я себя чувствую. Потом говорили, что задержатся или что скоро придет очередная тетя и меня накормит. Я с детства ненавижу телефоны. Просто ненавижу! Но в то же время совершенно не умею общаться с людьми как-нибудь по-другому. Вы, конечно, не понимаете, как это так. Никто не понимает. Не может понять. А я не могу ничего толком объяснить. Как это так? Человек ненавидит своего палача, но каждый раз послушно подставляет голову под топор и не может все это прекратить. Просто одним махом взять и прекратить: отключить телефон. Помогите мне отключить телефон.

— Выньте вилку из розетки.

— Нет, это невозможно! Тогда я останусь совсем одна, и никто, вы меня понимаете — никто… На самом деле я всегда мечтала это сделать: взять и отключить телефон. Мечтала с самого детства. Но все время думала: а вдруг позвонит мама? Конечно, мне сказали, что она умерла, но как, по-вашему, ребенок может это понять? «Умерла»! «Мама умерла»! У всех есть мамы, значит, и у меня есть. А слово «умерла»… Для ребенка это значит, что мама просто уехала куда-то надолго. И папа, и дядя, они тоже уходили, уезжали. И тоже надолго. А потом звонили. И мне все время казалось, что мама тоже позвонит. Теперь мне так же кажется, что может позвонить Марк. Хотя он тоже умер. И пусть я знаю, что такое смерть, я видела ее и могу ее принять, но мне по-прежнему кажется, что на том свете обязательно стоит телефон и у всех умерших есть право на один звонок. Хотя бы на один. И уж на этот раз они просто обязаны сказать правду.

— А что вы хотите узнать?

— Я хочу узнать, зачем он на мне женился. Я не верю, что из-за денег человек способен ежедневно, ежесекундно лгать другому человеку. И как лгать! Все говорят, что это возможно, обман сплошь и рядом, а я, мол, не понимаю таких элементарных вещей, потому что никогда ни в чем не нуждалась… Короче, я не могу отключить телефон.

— Скажите, а вы врачу когда-нибудь показывались? Невропатологу? Психотерапевту?

— Да. Еще в детстве. Однажды дело дошло до сердечного приступа. Телефон зазвонил, я взяла трубку, услышала незнакомый женский голос… Она сказала: «Дочка». Вернее, «Дочка, это ты?». А потом оказалось, что просто ошиблись номером. А меня отвезли в больницу. Дядя позвал туда же детского врача-психиатра, меня лечили, делали какие-то уколы, давали таблетки, и вроде бы все прошло. Остался только страх перед телефоном. Я никогда не любила звонить подругам и спрашивать у них задание на дом. Мне всегда очень трудно было поднять трубку и набрать номер. Отчего-то неловко и очень стыдно. Как будто я могу кому-нибудь помешать, вторгнуться в чьи-то важные дела, в личную жизнь. Или надо мной будут смеяться.

— Смеяться?

— Да-да. Смеяться. Потому что я никогда не могла сказать ничего умного и достойного.

— А что теперь? Вы сказали, что страх к вам вернулся?

— Да. Видите ли, мой муж… Словом, когда мы решили пожениться, я, разумеется, рассказала ему обо всем. О своем больном сердце, о том звонке, о приступе, о неприязни к телефонам. И он решил мне помочь.

— Интересно, каким образом?

— Он предложил мне поработать секретарем на телефоне. В его фирме. Мол, если я каждый день буду отвечать на звонки и сама звонить поставщикам и клиентам, то все пройдет. То есть неприязнь к телефону. Это просто станет делом привычным и потому не страшным.

— И как? Помогло?

— Сначала мне показалось, что да. Я действительно привыкла делать звонки и нормально разговаривать, не видя лица собеседника. И застенчивость куда-то делась. Я даже стала резкой, грубой. Ведь если каждый день тебя буквально достают люди, которым что-то до зарезу нужно… Короче, меня все это стало раздражать. И теперь, когда все разом обрушилось, я поняла, что если раньше это была просто неприязнь к телефону, то после года работы секретарем на телефоне она переросла в ненависть. Я не могу к ним относиться иначе как к убийцам.