«Если я для тебя недостаточно хороша, — подумала я, — то и ты мне не годишься».

— Путешествие было просто ужасно, — сказала она. — Вы себе даже представить не можете. Но зато мы хотя бы здесь позволим себе немного развлечься, прежде чем вернуться в Индию. Я сняла очаровательный номер в гостинице. Один из лучших.

Старшая мисс Олдридж кашлянула.

— Сейчас только май, миссис Крейги. А учебный год заканчивается в июне.

Мать нахмурилась, затем обвела рукой мое платье и туфли:

— Но нам так много всего надо успеть. Боже мой, детка, ты только посмотри на себя!

— Но, мама!.. — взмолилась я, думая о Софии. Если я покину школу прямо сейчас, мы с ней, вероятно, уже больше никогда не увидимся.

— Хорошо, — решила она. — Ты можешь завершить учение, но жить будешь со мной в гостинице.

Пока пили чай, она щебетала о своих спутниках в путешествии, о собственных впечатлениях от Бата, об очаровательном знакомом господине, который подыскал для нее этот чудесный номер в гостинице. Две мисс Олдридж то и дело пытались вставить словечко о моем обучении в школе, но мама просто кивала в ответ и начинала говорить о другом.

— Я с удовольствием покажу тебе город, — предложила я. — Я бывала в бювете, а еще тут есть аббатство и ванны.

— В бальных залах ты не была? — заинтересовалась она.

— Девочке всего семнадцать, — вежливо указала мисс Олдридж.

— Да, в самом деле, — согласилась мама.

В тот же день мы с мамой в карете отправились на новую квартиру; гостиница стояла на площади Серкус, и это было одним из самых модных мест в городе. Мама уговорилась с сестрами Олдридж, что мне дадут несколько дней на то, чтобы собрать вещи и попрощаться с девочками, а в субботу утром за мной прибудет экипаж.

— Бедная детка, столько лет просидеть взаперти с этими ужасными старыми девами, — пожалела меня мама, едва мы вышли из здания школы.

Красивая модная площадь была запружена экипажами; на тротуарах знакомые обменивались улыбками и поклонами. Мама вертела головой, тянула шею, стремясь все увидеть и охватить. Мы объехали площадь по кругу, и она велела вознице объехать ее еще раз.

В снятом ею номере оказались огромная гостиная, две спальни, столовая и комната для прислуги. Мама раскинула руки, словно желая заключить в объятия все это великолепие, затем обратила внимание на меня.

— Непременно расскажи, какова последняя мода в Бате. И каковы тут молодые люди? — Тут она засмеялась: — Ну конечно, на этот вопрос ты не ответишь. Пока что. Поэтому расскажи про эту свою школу. Хотя Бог свидетель: тебе впихнули в голову слишком много знаний, чтобы это пошло на пользу.

Я открыла рот, чтобы ответить, но мама уже занималась другим — составляла длинный список нужных вещей.

— А, да, туфли, разумеется, и по крайней мере три платья. Как там у тебя с нижними юбками?

Подняв подол, я предъявила юбки.

— Ах ты боже мой! Вовсе необязательно показывать.

Она была красивая женщина; это было очевидно. В своем стареньком детском платьишке и залатанных нижних юбках рядом с ней я чувствовала себя жалко.

— Тебе всегда нравилось оголяться, — заметила мать с неудовольствием.

«Неправда, — подумала я. — А если и правда, то мне тогда было всего-навсего шесть лет». Я глядела на эту красивую даму, которая заявляла, что она — моя мать. Да может быть, она и не мать мне вовсе, а самозванка?

Не прошло и недели после ее приезда, как мама затеяла званый вечер.

— Считай это репетицией, — сказала она мне.

Поскольку мои новые платья еще не были готовы, мама выделила мне свое, самое скромное — из бледного муслина с узором из веточек, с закрытой шеей. Его предполагалось надеть на новый корсет с несметным количеством вставленных косточек. Мамина горничная полчаса его на мне шнуровала, а когда сверху надели платье, оказалось, что грудь у меня вся наружу. Я в смятении уставилась на свое отражение в зеркале. На маме платье смотрелось совершенно девическим, а на мне оно выглядело совсем по-другому.

— Да уж, формы у тебя необыкновенно богатые, — заметила мама. — Понять не могу: откуда что взялось? — И она похлопала себя по бокам; сама-то она была худенькой и хрупкой.

Поправив складки муслина на шее, она приколола к краю выреза шелковую розу.

— Что бы ты ни делала, не дыши слишком глубоко.

— Но, мама…

Договорить я не успела — в дверь позвонили. Послав мне воздушный поцелуй, мама пошла встречать гостей, и я неохотно последовала за ней.

Первым явился господин с вставными зубами, за ним — долговязый мужчина с волчьей ухмылкой. Еще пришли три пухлые дамы неопределенного возраста, господин с крашеными волосами и еще один добродушный господин с розовым блестящим лицом. Единственный мужчина, которого можно было назвать хотя бы нестарым, был примерно маминого возраста. Когда она представила нас друг другу, он откровенно оглядел мою грудь.

— Вижу, что материнские плоды вызрели в дочке, — объявил он с сияющей улыбкой.

Мама тоже сверкнула зубами в улыбке, однако глаза не улыбнулись.

— Не надо вести подобных речей при ребенке, — сказала она.

Я почувствовала себя униженной. Когда все гости собрались, я убежала к себе и завернулась в шаль. Однако в гостиной мама ее тут же с меня стащила и вытолкнула на середину комнаты. Грудь у меня покрылась гусиной кожей.

— Стой прямо и улыбайся! — прошипела мама.

Двое нанятых на вечер слуг разносили гостям шерри, а мама объявила, что я сейчас сыграю на фортепьяно.

— Я с гордостью представляю вам свою дочь, которая только что завершила свое образование, — сказала она. — На обучении настоял ее отец; тут уж ничего не поделаешь.

Щеки у меня горели, когда я, сбиваясь, играла гавот.

Занимаясь гостями, мама не забывала шепотом меня наставлять:

— Наблюдай за мной. Все важнейшие жизненные уроки должны быть усвоены в смешанной компании.

Когда господин с вставными зубами обнял меня за талию, я бросила взгляд на нее. Одним изящным движением мама оказалась рядом, обласкала господина улыбками и непринужденно отогнала меня в сторонку.

— Ради бога, пусть он с тобой разговаривает, а ты ему улыбайся. Смотри приветливо, — прошептала она. — Только помни: есть милости, которых мужчины добиваются от женщин, да только не от будущих жен.

Кто-то однажды сказал, что моя мать вроде той черепахи, что откладывает яйца в песок и оставляет их на волю судьбы или случая. Ей ни на миг и в голову не приходило, что ее собственная дочь может не оправдать ее ожиданий и не оказаться вполне благопристойной юной дамой. Однако же при той «заботе», которой она меня окружала последние десять лет, со мной могло случиться что угодно. Я могла охрометь или умереть, у меня могло быть косоглазие или толстые грубые лодыжки, как у крестьянки, или, к примеру, заикание, бородавки на лице, а она бы и знать о том не знала. Однако так случилось, что природа дала мне округлые бедра, налитую грудь и миловидное лицо, а остальное маму не интересовало.