– Как вы смеете являться сюда и оскорблять нашего отца в нашем доме?! – выкрикнул я.

– Я не знаком с твоим отцом, Итан, – сказал Теккерей. – Ты спросил, всегда ли ребенок любит своего отца, и я ответил. Если ты принимаешь этот ответ на свой счет, я тут ни при чем.

– Я ничего не принимаю, – сказал я. Кэти смотрела на меня полными слез глазами.

– Тогда все в порядке, – сказал Теккерей.

Но мне были не по душе ни его вопросы, ни его напоминание об отсутствии отца, и я ужасно жалел, что вообще впустил Теккерея: ведь я знал, что выставить его будет трудно. Теккерей словно прочел мои мысли.

– Пожалуй, мне пора идти, – сказал он, допивая свой ром.

– Нет, – сказала Кэти. – Шторм все еще бушует. И речи быть не может, правда, Итан?

– Конечно нет, – согласился я без особенного воодушевления.

Выгонять человека на улицу в такую непогоду и правда непростительно – даже человека такого до странности неприятного, как Теккерей.

– Вы знаете еще истории, мистер Теккерей? – спросила Кэти.

– Знаю, – сказал он. – Историй у меня предостаточно. О чем вы хотите послушать?

– Можете ли вы рассказать о морских чудищах? – выпалила Кэти, совершенно не замечая исходившей от этого незнакомца опасности.

– О чудищах, значит? – Он поднес руку ко лбу, и один его глаз жутковатым образом скрылся за татуировкой на тыльной стороне его ладони, тоже глазом. – Дайте-ка сообразить. – Я мог поклясться, что оба глаза, и настоящий, и вытатуированный, моргнули. – Что ж. Историй о морском змее, кракене или ком-то подобном я не знаю, но могу рассказать о другом жутком существе, которое поднялось из морских глубин и погубило одно судно.

– Это был гигантский кальмар? – спросила Кэти.

Теккерей покачал головой и улыбнулся.

– Не совсем. Мой рассказ об улитке.

– Улитке? – переспросил я, подняв бровь. Кэти слегка приуныла, и я не сдержал удовлетворенной усмешки.

– Ну… Улитка, конечно, была не одна, – сказал Теккерей. – И это не простая улитка. Но обо всем по порядку…

Фауна

Отец Джорджа Нортона, богатый человек и герой флота, с успехом приложил недюжинную энергию и военную сноровку к коммерческому делу и создал торговую империю, которой почти не было равных. И хотя пятнадцатилетний Джордж был в семье самым младшим, ему казалось естественным, что на него возлагают надежды.

Однако Джордж неизменно разочаровывал родителя. Два его старших брата унаследовали отцовскую отвагу и грубую расчетливость – черты, которыми Джордж, к несчастью, не обладал вовсе. Его интересовало совершенно другое.

Он был одержим миром природы, в особенности (из-за своей собственной природы) меньшими и неприметными представителями фауны – животного царства, и уже собрал внушительную коллекцию беспозвоночных. Ящики его стола были набиты жуками, а шкафчики – мотыльками и бабочками, которых Джордж приколол к доскам и аккуратным наклонным почерком вывел названия.

Особенно его интересовали улитки, чьи панцири он хранил в коробках, и страница за страницей зарисовывал их узоры. Однажды отец даже в шутку предположил, что Джордж проявляет к «этим проклятым слизням» больший интерес, чем к собственной семье. Но Джордж не засмеялся.

В отличие от братьев, которые хотели для себя бурной жизни, Джордж мечтал о жизни сельского священника, полагая, что подобное существование позволит ему посвящать исследованиям достаточно времени. Он провел много счастливых часов, безмятежно представляя себе свое будущее: дом, жену, детей, которых он будет подбрасывать на коленях, и толстый, в кожаном переплете, научный труд о моллюсках, который он опубликует и который его современники примут с восторгом. Но отец Джорджа не потерпел бы таких фантазий.

Не успел Джордж и глазом моргнуть, как отец уже сообщал ему, что употребил свое немалое влияние и устроил его на одно из торговых судов, которое перевозит товары по всему свету.

Со слезами на глазах Джордж умолял отца переменить мнение, недвусмысленно объясняя, что с таким хрупким здоровьем, как у него, совершенно невозможно вести подобную жизнь. В ответ отец расхохотался и хлопнул его по спине со словами: «Парень, это тебя закалит!».

Джордж, однако, предполагал, что это его умертвит, и предчувствие скорой погибели не покидало его, пока его везли в лодке к «Стрижу», причалившему в Плимутском порту несколько недель назад. Никто и никогда не восходил на эшафот в день собственной казни, испытывая тот ужас, с которым Джордж взбирался на борт судна.

Его первое путешествие не было удачным. Через несколько дней после того, как «Стриж» отплыл от Гаити, разразился шторм. Капитан сделал все возможное, и, если бы не его мастерство, корабль наверняка пошел бы ко дну со всей командой. Троих моряков смыло за борт, один упал с такелажа и сломал шею. Многие из тех, кто уцелел, залечивали раны.

Сам Джордж во время шторма свалился с жестоким приступом морской болезни, которую усугубило то, что товарищи по лазарету ему совсем не сочувствовали. Пока команда отважно сражалась со штормом, Джордж дрожал на койке, надеясь переждать его в укрытии и слезно молясь о том, чтобы оказаться среди выживших.

И он выжил. Корабль, однако, изрядно пострадал. Грот-мачта сломалась пополам, а штурвал почти вырвало с мясом. Морская вода просочилась в трюмы и испортила запасы продовольствия; большие бочки и мелкие бочонки раскололись и растрескались, а их содержимое растеклось зловонными лужами. Все это не имело бы значения – ведь до порта оставалось недалеко, – но штурвал был сломан, и их бесцельно несло в незнакомые воды.

Когда Джордж оправился настолько, чтобы выбраться на палубу, он увидел, что дела плохи. Команда пребывала в скверном настроении, что было объяснимо. Над ними грустно повисли изодранные паруса, а на море до самого горизонта стоял штиль.

Подойдя к фальшборту и выглянув за него, Джордж понял, что все гораздо хуже. Корабль застрял в огромном скоплении водорослей.

Водоросли эти имели тошнотворно-зеленый цвет, а их масса была настолько плотной, что они легко выдержали бы вес Джорджа, вздумай он на них встать.

Не успел он представить себе эту картину, как от плавучих водорослей донесся отвратительный запах – непонятное мерзкое зловоние, от которого Джорджа тут же вырвало. Рядом стояли двое моряков, и Джордж ждал, что они высмеют его слабость, как это неоднократно случалось за время плавания, но те смотрели на водоросли с выражением ужаса на лицах.

Раньше Джорджа ободряло, что, какие бы трудности ни встретились им на пути – будь то штормы или мели, – команда никогда не теряла головы, но теперь, когда стало ясно, что перед ними нечто новое, нечто,