Сейчас же все было по‑другому. Не было полчищ мутантов, которые перли из всех щелей, сливаясь в единое серо‑черное море. Был один‑единственный дружинник, которому Игорь уже никогда не сможет вернуть Долг Жизни.

И было самое настоящее прощание – без спешки, сердечное, искреннее и неторопливое. Игорь подошел к груде камней последним. Зажмурился ненадолго, пожелал земли пухом и, шмыгнув носом, побрел за товарищами.

В мозгу его пульсировала одна‑единственная мысль:

«Под теми камнями должен лежать я, а не он».

Казалось бы, злоключения первого игоревского рейда должны были закалить юного дружинника, но он по‑прежнему не мог привыкнуть к смертям товарищей. Наверное, потому, что, несмотря на печальный опыт, ему по‑прежнему было всего девятнадцать. Москва 2222 вынуждала взрослеть быстро, но не все могли легко привыкнуть к ее беспощадному ритму.

Захар вот, например, до сих пор не смог.

Иначе как объяснить, что у их десятника тоже предательски блестят глаза?

– Ну же, о Великий! У тебя обязательно все получится! – подбадривал Рупор.

Громобой одарил его красноречивым взглядом, но ничего не сказал. Возможно, потому, что давненько не чувствовал себя настолько беспомощным. Наверное, с самого детства.

Лоб нейроманта блестел от пота, дышал бородач тяжело и часто. Ему следовало решиться, но он до последнего оттягивал роковой момент.

– Ну же! – не утерпев, снова воскликнул Голос Племени.

Громобой шумно выдохнул и оторвал ногу от пола. Вторая тут же начала подкашиваться, и он спешно опустил первую и обеими руками ухватился за свою кровать, дабы не упасть. Сердце его бешено стучало в грудную клетку.

«Всего один маленький шажок, а я уже на грани. Наверное, если дойду до порога, можно будет сразу за ним хоронить…»

– Не кажется ли тебе, что на сегодня достаточно, о Великий? – осторожно поинтересовался Рупор.

– Достаточно чего? Смеха? Я шагу не могу ступить, Рупор. А у меня в запасе всего пятнадцать дней, чтобы упорядочить этот проклятый мир.

– Ты всегда можешь воспользоваться телом любого из нас, – тут же напомнил Голос Племени, – если это придет в негодность.

– Я к этому‑то только начал привыкать, а ты мне уже новое предлагаешь! – усмехнулся Громобой. – Нет уж, хватит с меня и нынешних неудобств…

– Могу ли я чем‑то помочь тебе, о Великий? – вызвался Рупор. – Может, ты будешь опираться на мою руку?

– Что ж, давай, – смерив дикаря оценивающим взглядом, нехотя согласился нейромант. – По крайней мере, так мы сможем хотя бы отойти от этой треклятой кровати.

Голос Племени шустро подбежал к Громобою и протянул ему руку, и бородач, морщась, за нее ухватился. Однако вторую убирать с кровати нейромант все еще не решался – видимо, боялся, что Рупор его не удержит.

– Все будет в порядке, о Великий, – заверил дикарь. – Я вижу, что вы уже привыкли к этому телу, и потому я буду с ним очень осторожен, клянусь!

– Не надо громких слов, – пробурчал Громобой. – Просто не дай мне упасть.

– Для этого я здесь.

– То есть готов? – на всякий случай уточнил бородач.

– Готов, о Великий.

Нейромант шумно сглотнул и оттолкнувшись от кровати левой рукой, выпрямился. Ноги подрагивали от забытых нагрузок. Громобой не знал, чем обернутся перенесенные раны от пуль, но пока все выглядело не слишком радужно. По крайней мере, первые эксперименты с ходьбой вызывали стойкое желание вернуться в кровать и больше никогда не вставать. Дети Механизмов, безусловно, сотворили настоящее чудо, вернув нейроманта с того света, однако тело его, судя по всему, было не слишком подготовлено к возвращению души. И если верхняя часть туловища еще более‑менее функционировала, то с нижней явно хватало проблем.

– Давай, о Великий. Я поддержу тебя.

Громобой закусил нижнюю губу, оторвал левую ногу от пола и спешно ее опустил. Прислушался к себе: вроде бы ноги не скручивает дикая судорога, боль есть, но вполне терпимая.

– Кажется, получилось? – спросил нейромант, с надеждой посмотрев на своего помощника.

– Ну… – протянул Рупор, старательно избегая взгляда бородача. – Наверное, можно и так сказать, о Великий.

– Ты, вроде бы, как‑то не слишком уверен, да? – уточнил Громобой, нахмурившись.

– Я… – Рупор замялся. – Позволите честно, о Великий?

– Ну, валяй, – дозволил нейромант.

– Технически вы просто подняли и опустили ногу, а не сделали шаг.

Возникла неловкая пауза.

– А… что есть шаг, как… не поднятие ноги… с последующим ее… опусканием? – с трудом подбирая слова, поинтересовался Громобой.

– Тем, что, когда человек шагает, его тело перемещается в пространстве. Вы же остались на месте.

Нейромант глупо захлопал глазами. Он чувствовал себя круглым идиотом. По крайней мере, Рупор точно говорил с ним, как с полным кретином.

– Но не переживай, о Великий! – спешно добавило не в меру болтливое Дитя Механизмов. – Люди так и учатся ходить, а ты ведь совсем недавно поселился в этом теле…

«Ах, да. Вот почему он так любезно растолковывает вещи, которые знают все на свете люди: он до сих пор думает, что я – ожившее божество в незнакомом ему теле человека!»

Громобою жутко захотелось рассказать Рупору правду, снять маску Великого Механика, коим он не являлся, но бородач вовремя себя одернул. Пока он не обретет прежние кондиции, сознаваться во всем было, как минимум, опасно: что, если дикари сочтут его обманщиком? С Щелкуном вот так, за ручку, по Москве не походишь. Можно, конечно, разъезжать на его загривке, но это тоже влечет за собой определенные неудобства. Вдруг однажды они наткнутся на более сильного противника, и био погибнет и унесет его, обездвиженного калеку, с собой в могилу? В московской Зоне можно и нужно было полагаться только на себя, и потому Громобою требовалось восстановить атрофировавшиеся мышцы и вернуть себе пистолеты. Иначе он станет легкой добычей даже для стаи крысособак.

«К черту. К черту все эти поблажки самому себе!»

– Великий? – Рупор недоуменно выгнул бровь, когда Громобой вдруг вырвал свою руку из его ладоней.

– Сам, – проворчал нейромант.

– Как скажешь, о Великий. – Голос Племени поднял руки кверху, будто сдающийся в плен, и попятился от бородача, освобождая ему дорогу.

Громобой стиснул зубы, сжал кулаки, шагнул вперед… и упал на пол, больно ударившись правым бедром. Рупор ринулся помогать, но нейромант прорычал:

– Сам!

– Но, Великий…

– Сам! – повысил голос бородач.