Скоро я ложусь на диван, Надя садится рядом. Она обнимает меня, она очень устала, и я тоже. Надя гладит меня по голове. Через пару часов нам удается заснуть.

Надя купила мне тонометр и лекарства. Она регулярно измеряла мне давление, а когда уходила на работу, звонила. Она дала мне свой старый мобильный, а себе на время взяла мобильник у мамы (пока у мамы есть рабочий) и звонила, когда уходила на «Дом-2», чтобы справиться о моем самочувствии и напомнить принять нужные таблетки. И через неделю мне стало немного легче, головная боль стала терпимее.

Но голова у меня теперь будет болеть постоянно.

А пока я проводил почти все время, сидя дома за Надиным ноутбуком. Сидел в Интернете, переписывался с отцом, врал ему, что у меня все хорошо, что мне предлагают работу, что скоро мои рассказы начнут печатать. На деле же у меня намечалась только одна публикация и только в мае в старом журнале «Октябрь». Обещанная публикация в журнале «Новый очевидец» отменилась в связи с преждевременной кончиной журнала или еще по какой-то причине. А об этой публикации я как раз и мечтал: мне сказали, что там очень хорошо платят, до тысячи долларов за рассказ.

Пока не было Нади, я проводил время в унылой праздности. Закрыл страницу на lib.ru, открыл на proza.ru. Я читал сетевую литературу и пытался отыскать среди этого бреда нормальных писателей, чтобы пообщаться с ними в Сети.

«Я на прозе случайно. Я совсем недавно открыла свою страничку, но уже через несколько дней поняла, что не могу прожить без вас, дорогие читатели…»

Или:

«Вообще-то, я спокойная, но иногда закрываю страницу:)…»

Или еще:

«Ура товарищи!!! Хой!!! почему миниатюры? потому что на телефоне тяжело набирать большие тексты! изображение наверху – мое внутреннее состояние…»

И вот:

«C Новым годом, Дина, Буран, Алеша Морковин! С Новым годом, все, все, все! Желаю всем счастья, снежинок хоровод, вкусных мандаринов и детства, детства в душе. Всех люблю…»

Мне попадался один бред.

Залазил на job.ru и на headhunter.ru, прикидывал, кем же я буду работать. Честно говоря, пока у нас еще было немного денег, мне вообще не хотелось ничего делать. И я понимал, что могу рассчитывать только на низкооплачиваемую работу.

* * *

Надя была на работе, а я позвал Забродина в гости. Я расспрашивал его, каково ему быть лучшим писателем короткой прозы и не кажется ли ему, что он такого титула не заслужил? Ему так не казалось. Я не хотел пить, но, как обычно бывает, дело пошло. Ладно, я ведь уже довольно хорошо себя чувствовал. Мы оперативно выпили две бутылки вина и бутылку водки, и Забродин сказал, что на стене висит портрет не Иоселиани, а Булата Окуджавы. И еще Забродин хвастался, что умеет подделывать автограф Окуджавы. Когда он ушел, я уснул. Проснулся оттого, что в дверь настойчиво звонили. На пороге стояла перепуганная Надя.

– Что случилось? – спросил я.

Она разулась и сказала, что звонила в дверь и на мобильник, но я не брал трубку и не открывал. Она звонила Забродину, но и Забродин не брал трубку. Она даже вышла на улицу и спрашивала у милиции, не попадался ли им я.

И вообще она решила, что мы сильно напились, и Забродин предложил мне снова помериться членами. Надя стояла под дверью, звонила в звонок и по мобильному, и ей представлялось, что один из нас, потерпевший поражение, отрезал другому «шляпу».

Меня очень растрогала такая ее версия, и я разогрел ей поесть. Все-таки мне не удавалось быть хорошим человеком, я опять заставил ее волноваться.

Когда Надя уснула, я аккуратно стер автограф, который засранец Забродин оставил на портрете. Мне было все равно, чей это портрет, но нам вот-вот нужно было отсюда съезжать, а до нас на этом портрете не было поддельной росписи Окуджавы.

* * *

Я это знал еще в детстве, когда хуярил за Донателло. Я этого не мог сформулировать, но я это знал. Все законы жизни были известны мне уже тогда.

С хорошей бесплатной квартиры нам пришлось съехать, грузины вернулись в нее. С той квартирой, в которую мы должны были въехать, творились какие-то непонятки. Женщина, которая хотела ее сдать, никак не могла заставить своего отца вывезти драгоценную коллекцию книг. Поэтому на какое-то время нам предстояло разбираться самим.

Но Надин Дедушка позволил нам жить у него. И скоро деньги все равно закончились, так что других вариантов не было. У Дедушки была свободная комната, вполне пригодная для проживания.

Когда мы пришли туда с Надей, я тут же получил тапки. Я, Надя и Дедушка прошли на кухню пить чай. Я смотрел на свои ноги в тапках и не понимал, что эти тапки мне напоминают. Потом я получил чашку чая (чайника у Дедушки не было, и мы заварили прямо в кружках), и чашка была точно такая же, как из набора у меня дома. Я цедил чай сквозь зубы, чтобы не наесться чаинок, и тут до меня дошло: ведь и тапки были точно такие же, как у моего отца. Не так-то много изменилось в моей жизни.

Все просто. Ты играешь за человечка, которого не выбираешь. Характеристики закладываются при рождении, не известно по каким причинам тебе достается в чем-то сильный, а в чем-то слабый персонаж. Или слабый по всем параметрам персонаж, тут уж как повезет. Сама игра неинтересна, но ты инстинктивно пытаешься проходить уровни, забираться выше по лестнице, желательно пройти игру, тогда в конце можно будет вообще ничего не делать, если ты станешь Королем Карты. Возможно, это еще хуже самой игры, но есть только один способ проверить. И ты пытаешься это узнать.

Но ты можешь пойти не в ту сторону, тебе будет казаться, что ты на полпути к победе, ведь столько скуки и глупости ты выдержал, столько бессмыслицы переварил, что дальше уже некуда. Но вдруг тебе на глаза попадается кусочек текстуры из первого уровня. И ты понимаешь, что, возможно, ты в ловушке. Что, возможно, ты все еще в самом начале пути.

Ты никогда не знаешь, где границы первого уровня, где границы второго уровня, третьего и так далее. Это одна из главных проблем – понять, в какой точке ты находишься.

Я иду один по Москве. Иду от Серпуховской в сторону центра, смотрю по сторонам. Иногда сажусь на лавочку и курю. Долго сидеть холодно, я иду дальше, я же в Москве и до сих пор не видел достопримечательностей, хотя плевать на них хотел: в Мавзолей бежать, что ли? Просто гуляю, захожу в магазины, греюсь. Надя на работе, а я гуляю, но ничего, скоро я тоже устроюсь на работу. Несколько неудачных собеседований, но это ничего. Я бы пошел работать грузчиком, но Надя говорит, что мне еще нельзя. Да, она права, головные боли еще не прошли. Каждый день голова болит, хотя я и привыкаю к этому. Но нервы я ей попортил, это точно. Я ворчу уже больше месяца, ничего не могу с собой поделать, я невыносим. Надя носится со мной, измеряет давление, кормит таблетками, а я только нервничаю. Просыпаюсь ночью от головной боли и прижимаюсь к ней. Только тогда ей, наверное, хорошо со мной.

Да и перед Дедушкой неудобно. Что он думает обо мне? Может, считает, что я альфонс? А может, ему вообще плевать. Странный он. Надя говорит, что он изобрел прибор, который ИЗМЕРЯЕТ, ЕСТЬ ЛИ ЖИЗНЬ НА МАРСЕ. Но прибор нужно запускать только раз в семь лет, когда Земля находится на максимально близком от Марса расстоянии. Прибор уже был запущен, но неудачно, и теперь придется ждать семь лет. Еще ее Дедушка может сесть у себя в «кабинете», разложить на коленях карту мира и водить по ней пальцем: «путешествовать». Он знает английский, французский и испанский. И еще преподает, вроде бы физику. А Надя знает английский и немного японский, она больше года жила в Америке. А я что знаю?