Садовник понимающе кивнул седой головой и тут же затряс ею, выражая отчаяный протест:

– Может, у вас, в этом диком Харике, оно и так, мастер Лахлан, но только не в столице Империи. Мы тут говорим как положено! Спасибо вам за доброту, а только ваша бабушка в городе знатная дама. Неуважительно к ней получится, если звать вас по-свойски.

– Спасибо тебе… – я запнулся, не зная его имени.

– Ноб я, сэр, просто Ноб, – он широко улыбнулся. – А конюха звать Эндрю, и мои внуки ему помогают. Джеймс, тот смотрит за домом, а больше того моя жена Рози этим занимается. Все мы издавна вашей бабушке служим, кроме, понятно, моих внуков.

Я стянул с седла переметные сумки и вскинул их на плечо.

– Значит, ты и отца моего знал?

– Тысячу раз его видел, сэр. Моим старым усталым глазам все кажется, что я и сейчас его вижу, как на вас-то смотрю, – он с гордостью оглядел меня с головы до пят. – Он-то меня и шахматам обучил. Ранга мне так и не дали, да и он всегда меня обыгрывал, но все говорил, что я уже лучше играю.

– Если мне захочется сыграть, я тебя найду, – пообещал я.

– Вот это славно было бы, сэр. Вы, ясное дело, зададите мне трепку, но и я покажу вам, что кое-чему научился с прошлого раза – со времен вашего батюшки, значит.

Я хлопнул Ноба по плечу и кивнул ему:

– Буду ждать с нетерпением!

Он увел коня за дом, к конюшням, а я направился прямиком к черному ходу. Я отчасти понимал, что мне надлежало бы входить с парадного входа и с подобающей церемонией, но дом уже казался слишком знакомым для таких формальностей.

Я пару раз лягнул каблуками ступеньку, чтобы сбить грязь с сапог, а потом откинул задвижку и вошел в кухню. Меня чуть не сбили с ног ароматы свежеиспеченных пирогов. Быстро притворив дверь от уличного холода, я окунулся в тепло, исходящее от печи.

Пожилая женщина, выкладывавшая на стол хлеб, не оглядываясь, мотнула головой в сторону насоса в углу:

– Ноб, сколько можно бездельничать, старый негодник! Мне нужна вода и некогда самой возиться с насосом.

Я скинул свою поклажу на каменный пол.

– Ноб занимается моей лошадью. Я сейчас наберу воды.

Услыхав голос, она вскинула голову, и ее рот приоткрылся. Серые глаза седой старушки с румяными, как яблоки, щеками ошеломленно уставились на меня.

– Это вы! Простите меня, сударь! Мы вас ждали, но…

Я успокаивающе поднял ладонь:

– Извиняться не за что. Меня зовут Лахлан. – Я в три шага пересек кухню, подхватил пустую деревянную бадейку и повесил ее за веревочную ручку на крючок под носиком насоса. – Рози, как пахнут твои пироги!..

– Ой, мастер Лахлан, что же это вы с водой-то! Я сама…

Я отмахнулся:

– Чепуха, добрая женщина. Воды я накачаю. Я целый месяц таскал воду из ледяных горных ручьев, после этого насос сказкой покажется.

Она вытерла руки о передник и потянулась за ведром:

– Я возьму, мастер Лахлан.

Я снял тяжелую бадейку с крючка и отодвинул от нее:

– Куда поставить?

Она указала на стол, и я послушно поднял ведро на указанное место, хотя и понимал, что потом она все равно его переставит. Мне было неловко от непривычного обращения, но в то же время я чувствовал гордость. Я знал, что я ничем не лучше их, но эта почтительность, как объяснил Ноб, была отражением их любви к моей бабушке. И я невольно представлял на своем теперешнем месте отца.

В дверях кухни появился сухопарый, изысканно одетый человек. Рубашка и штаны из дорогого, не домотканого полотна. Штаны на коленях застегиваются на пуговицы. На ногах белые чулки и блестящие черные туфли с серебряными пряжками. Штаны и жилет в цвет туфлям, с серебряными пуговицами, а рубаха белоснежная.

Я уже знал, что это Джеймс, и сразу понял, что он знает меня лучше, чем я сам себя знаю. Это чувство показалось неприятным, но быстро прошло.

– Джеймс, как хорошо увидеться с тобой сно… То есть приятно познакомиться. Я столько слышал о тебе от тетушки Этелин.

Джеймс поклонился, и прядь редеющих волос упала ему на лоб:

– Мастер Лахлан, ваш приезд – большая радость для нас! – Выпрямившись, он посмотрел на мои мешки. – Я сам позабочусь, чтобы вещи были доставлены в вашу комнату. Вам предоставили помещение, где жил ваш отец. Ваша бабушка находится…

Я улыбнулся: "… в солярии". Не дожидаясь подтверждения, я обошел насос и вышел на лестницу для слуг. Поднявшись на самый верх, я свернул направо и прошел по коридору в заднюю половину дома.

Я помнил, как дедушка рассуждал о напрасных тратах денег, имея в виду бабушкин солярий. Фасады дома выходили на север и на юг, и бабушка наняла мастеров застеклить стену и потолок верхней веранды. Оттуда, по рассказам тетушки, открывался вид на дворец и театр. По мнению Адина, все это доказывало, как изнежилась бабушка от столичной жизни.

У двери я задержался и прокашлялся:

– Бабушка, я приехал.

Она оказалась гораздо старше, чем мне представлялось. Все еще высокая и стройная, но высохшая, будто старость высосала из нее жизненные силы, она, с укутанными в плед ногами, казалось, утопала в массивном кресле. Сквозь пергаментную кожу почти просвечивали тонкие кости рук и лица. На коленях у нее лежала открытая книга, но создавалось впечатление, что у нее не хватит сил даже перевернуть страницу.

Но вот она подняла голову, и я увидел в ее голубых глазах молодой огонь. В его свете легко было отбросить скорлупу, одетую старостью, и представить ее молодой. Седые волосы вспыхнули золотым сиянием, изысканная грация гибкого тела сквозила в отточенности жеста, а смех пьянил, как вино. У нее дрогнул подбородок:

– Ты? Это ты, Кардье? Ты вернулся!

У меня в горле застрял вдруг комок, но я решительно проглотил его и шагнул к ней. Опустившись на колени у ее ног, я взял в руки ее ледяные ладошки:

– Я Лахлан, бабушка. Я сын Кардье.

Она сморгнула одну-единственную слезу и улыбнулась мне, высвободила руку и погладила мою ладонь:

– Я знаю, детка. Чего только не придет в голову спросонок старой женщине. – Теперь бабушка взяла меня за руки и заставила подняться. – Ну-ка, встань, дай на тебя посмотреть!

Я встал и, повинуясь движению ее руки, повернулся вокруг себя, медленно, чтобы дать себя рассмотреть. Снова оказавшись к ней лицом, я увидел улыбку.

– Подойду? – спросил я. Она кивнула:

– Твой отец был потолще, когда приехал в Геракополис. Адин тебя совсем загонял. Бедняга, все думает, что твой отец пропал в Хаосе, потому что он не сумел как следует обучить его управляться с мечом.