Глеб Владимирович затосковал. Вереницей пошли любовницы, мастерская на какое-то время превратилась в полный бардак. Там в любое время дня и ночи не кончалось спиртное, шлялись странные личности, смеялись какие-то девки, непонятно кем приведенные. Порой он просыпался в постели с одной из них и даже не мог вспомнить ее имя. Все закончилось тем, что его вызвал к себе декан факультета — старый институтский друг Разумова — и долго промывал ему мозги. Было перечислено все — от подорванного здоровья до морального облика преподавателя. К концу разговора старые друзья распили на двоих бутылку коньяка, и Глеб Владимирович, поплакавшись на неудавшуюся семейную жизнь, пообещал остепениться.

Он по-прежнему писал картины, ходил на работу, занимался со студентами, влезал дома в заботливо приготовленные тапочки, только внутри него как будто что-то оборвалось. Образовалась какая-то пустота, которая, как он ни пытался, ничем не заполнялась.

Так было до встречи с Алиной.

Эта золотоволосая девушка всколыхнула в нем какие-то давно забытые чувства. С первого мгновения, как только он ее увидел, ему страшно захотелось написать ее портрет. Еще ни одну работу ему не хотелось сделать с такой силой.

Глеб Владимирович стоял на остановке у входа в булочную и курил, поглядывая на часы. Девушка опаздывала.

Алина с Майей вышли из автобуса и сразу увидели одинокую фигуру художника, маячившую около булочной. Он заметил их и заспешил навстречу.

— Здравствуйте! Я уже начал думать, что вы не придете. Давайте знакомиться. Меня зовут Глеб Владимирович.

— Алина, — представилась Алина и кивнула в сторону Майки. — А это Майя.

— Очень приятно. Пойдем?

Они свернули за угол дома и зашагали вниз по улице.

— Скажите, а это долго — рисовать портрет? — спросила Алина.

— Портреты не рисуют. Портреты пишут, — улыбнулся Глеб Владимирович. — Смотря какой. И к тому же все зависит от настроения и состояния художника. Хотя профессионализм тоже не последняя вещь. Обычно нужно несколько сеансов, часа по четыре — шесть в день.

— Это что, четыре часа сидеть без движения? — ужаснулась Майка.

— Зачем же? Как только модель устает, она устраивает себе отдых. Художники же не изверги. А можно полюбопытствовать, чем вы занимаетесь?

— Готовимся поступать в политехнический, — с гордостью в голосе сказала Майка.

— Чувствуете в себе призвание быть инженерами?

— Конечно.

— А вы? — повернулся Глеб Владимирович к молчащей Алине. Эта девушка притягивала его все больше и больше.

— Не знаю насчет призвания, но... надо же куда-то идти...

— Вот мы и пришли. — Глеб Владимирович показал на большой одноэтажный деревянный дом, чем-то напоминающий барак. — Здесь мастерские преподавателей худграфа. Живописные, графические и скульптурные. Прошу! — Он галантно распахнул перед девушками дверь.

Из длинного темного коридора со всех сторон хлынули запахи. Пахло масляными красками, мокрым гипсом, сырым деревом, глиной, растворителем. Стены коридора, казалось, пропитались этими запахами настолько, что сами излучали их. Девушки шли за Глебом Владимировичем между закрытых дверей куда-то в глубь коридора. Из-за одной двери высунулась всклокоченная голова.

— Глеб, привет! У тебя ста грамм не будет?

— Игорь, побойся бога! Ты вчера все мои запасы уничтожил! Рассольчику могу предложить.

— Черт, придется в магазин бежать! — обреченно констатировала голова и скрылась за дверью.

Глеб Владимирович остановился у последней двери коридора, достал ключ, открыл дверь, вошел первым и включил свет.

— Прошу.

Алина с Майей перешагнули порог мастерской.

Первое, что бросилось Алине в глаза, было большое, просто огромное кресло, сделанное из корня дерева. Сам корень был оставлен как есть почти целиком, игра природы превратилась под умелыми руками художника в удобное сиденье со спинкой и даже с подлокотниками. Перед креслом стоял небольшой столик и несколько обычных стульев вокруг него.

— Вы осматривайтесь, я сейчас. — Глеб Владимирович бросил сумку на кресло и вышел из мастерской.

— Как здорово!!! — протянула Майка.

Но Алина ее не слушала, она рассматривала скульптуры, в основном лошадей. Лошади скачущие и спящие, пьющие воду и жующие траву, бьющие копытом и отгоняющие слепней, лошади с крыльями и без, лошади из гипса, глины, дерева и какого-то непонятного материала. По всем стенам висели картины. Алина завороженно переходила от одной работы к другой: ничего подобного ей никогда не доводилось видеть. Здесь были и портреты, и пейзажи, заботливо выписанные или просто наскоро набросанные, были какие-то сюрреалистические полотна, фигуры туманных девушек, лес, горящий зелеными огоньками, причудливые синие цветы... Все это двигалось, жило, казалось, какой-то злой дух скомандовал «Замри!», и все замерло на мгновение, но каждым своим миллиметром, дрожа от нетерпения, ждет команды «Отомри!», чтобы вновь полететь, понестись, закружиться...

— Не соскучились? — Глеб Владимирович вошел в мастерскую.

— Это все ваши работы? — спросила Алина.

— Малая часть. Понравились?

— Очень, — честно призналась она.

— Вы любите лошадей? — вмешалась Майка.

— Я родился в деревне. Там без лошади не жизнь. А потом — Пегас, вдохновение... Это все не зря. Хотите сухого вина?

— Нет!

— Да!

Майка с Алиной сказали это одновременно.

Глеб Владимирович с улыбкой достал из холодильника бутылку белого вина и вытащил из старого шкафа два бокала.

— Вам я могу предложить чай. Хотите?

— Пусть будет чай, — снизошла Майка.

— Только вам придется подождать, пока вскипит чайник.

Глеб Владимирович разлил по бокалам вино и протянул один бокал Алине.

— За знакомство.

Алина пригубила вино.

— Садитесь в это кресло, располагайтесь так, как вам удобно. Как только вы сядете, я поставлю свет.

— А почему у вас шторы закрыты? — спросила Майка. — На улице же светло.

— Для художника очень важны тени. Когда я устанавливаю свет, тени ложатся так, как мне это нужно. На следующий сеанс я поставлю его так же, и тени будут те же. А солнце все время движется, тени меняются. Вы никогда не задумывались о том, почему художники, пишущие на пленэре, то есть на улице, работают всегда в одно и то же время? Они ловят тень...

Алина поудобнее расположилась в кресле, глотнула еще вина и поставила бокал на столик.

— Вы тоже присаживайтесь куда-нибудь, где вам больше нравится, — обратился художник к Майке. — Вот ваш чай.

Глеб Владимирович, не теряя времени, установил на огромном мольберте большой холст, открыл ящик с красками, достал палитру. Алина смотрела во все глаза за его манипуляциями.