— Но вы ранены, и у вас сотрясение, и вам нельзя волноваться. Нужен полный покой, минимум три дня.

— Полноте доктор, какой покой, какое нахрен ранение, когда получаешь железкой от своего же корабля, это несчастный случай.

Владимир Константинович, что молчишь?

— Ну что тут говорить, «Нассау» мы всё же утопили за милю до берега, теперь там его мачты из воды торчат. А вот флагман Шмидта сумел добраться до берега и выбросится на него, став правым разбитым бортом к берегу. Плен не сумел добить его до подхода, хотя его крейсера, да и «Слава» добились нескольких попаданий, но он всё же дополз до берега. И как я уже сказал, Шмидт так выбросил свой корабль, что орудия левого неповрежденного борта, что промолчали почти весь бой, теперь смотрели в море. А там ещё оставалось немало снарядов, чем Шмидт и воспользовался. Наши корабли подошли слишком близко, намереваясь его добить. Плен предположил, что экипаж линкора тут же начнет эвакуацию на берег и сильного противодействия не ожидал, за что и поплатился. Германцы главный калибр сосредоточили на «Славе», так что капитан первого ранга Ковалевский еле ползет сейчас к острову Руно. Досталось и крейсерам Плена. Но они быстро отошли, но по нескольку снарядов всё же успели получить, хорошо что не главным калибром.

— Да, все это крайне неприятно, что вот так недооценить противника и подставиться под его орудия. Ну и что сейчас с этим линкором?

— Послали четыре эсминца, чтобы добить линкор, они доложили, что добились четырёх попаданий в корабль.

— Но как же они сумели подойти засветло к нему на дистанцию пуска.

— Так уже солнце зашло вот в сумерках они и сблизились.

— Но тогда это не факт что они поразили линкор. Торпеды могли взорваться, ударившись о грунт. Всё это надо будет проверить завтра и если что, добить линкор. Теперь расскажи, что стало с остальным германским флотом?

Похвастается нечем. Из залива смогли вырваться два тяжело повреждённых крейсера и большинство тральщиков, это касается в первую очередь малых, так как они и были дальше всёх, да и малая осадка им помогла. Спаслось около десятка эсминцев, но большинства из них серьёзно повреждено. Кто от огня наших кораблей, а кто и подорвался на минах, так как пошли по минному полю, спасаясь от наших снарядов, и ещё кое-кто выскочил по мелочи.

— «Полтава». Что с «Полтавой»? И тут же меня пронзила острая боль в голове, что я невольно вскрикнул, и от боли так скривился, как будто дожевывал килограмм клюквы.

— Ваше превосходительство, что с вами, вам плохо. Так господа прошу оставить Его превосходительство в покое — объявил Фадей Григорич.

— Доктор погоди немного — остановил я Фадея. Владимир Константинович, рассказывай.

Пилкин глубоко вздохнул, я не знаю, о чем он там думал в этот момент. Может представил и свой корабль в таком же состоянии, а возможно не знает как мне сообщить что «Полтаву» не удалось спасти.

Ну! — в нетерпении подталкиваю Пилкина, начать говорить.

— Да успели, довели его до мели. Вот только…. Пилкин опять замолчал на несколько секунд — да и что от него осталось. Сейчас над водой находится только его корма. Вода плещется возле второй башни. Носовая оконечность примерно в районе 33–34 шпангоутов отломилась и затонула. Теперь и за два года его не восстановить, а вовремя войны совсем нецелесообразно. И самое прискорбное это то что «Полтава» понесла самые большие потери. Только погибшими больше ста пятидесяти человек, из них, пять офицеров. И ранеными не меньше, среди них тяжело ранен командир «Полтавы», капитан первого ранга Вяземский, и ещё с десяток офицеров. А всего в этом бою, общие потери по всем кораблям, составили около пятисот человек.

— Это очень большие потери для нашего флота, просто невосполнимые. Я уже предчувствую, в чем меня будет упрекать адмирал Канин. Угробил один линкор, второй на половину разбитый. А какие потери в кораблях?

— Наши потери если не считать «Полтаву», составили всего два эсминца, и один из них, это «Страшный» из полудивизиона Паттона, второй потерян ещё вовремя отражения торпедной атаки. У нас в этом бою, без царапин только крейсера Вердеревского. Он очень обижен на это, что мало дали ему пострелять.

— Но зато он помог «Полтаве» не затонуть и довёл её до мели. Насчет раненых — всех отправить в Ревель.

— Трухачев уже распорядился.

— Так он принял командование после того как меня контузило.

— Да.

— А почему не Павел Михайлович?

— Капитан первого ранга Плен ранен, но не так серьёзно как Вяземский, он и передал командование над оперативной группой, контр-адмиралу Трухачеву.

— Стоп. Ты говоришь, что большинство тральщиков прорвалось. А это значит, что Хиппер может предпринять попытку прорыва обратно в залив, а у него там шесть дредноутов. А мы сейчас почти безоружны. Так?

— Да, это так. Бронебойных снарядов у нас осталось всего девяносто три штуки да шестьдесят один фугасный, это только в действующих башнях. Есть ещё снаряды в третьем погребе, только бронебойных их там более ста шестидесяти, но башня полностью выведена из строя. Воду из погребов мы уже откачали, но заряды там пришли в негодность. Можно было бы попытаться какое-то количество снарядов достать из третьёй башни и пополнить ими вторую и четвёртую. Но и это пока сделать не можем — элеваторы не работают.

— Значит, если что, то Хиппера нам встретить нечем. Даже «Слава» и тем более «Цесаревич» нам не помощники.

— А «Слава» и так не в состоянии нам чем-либо помочь. Но сейчас темно и противник в любом случае до утра никаких действий не предпримет.

— А что мы можем предпринять в этом случае? Сами мы сейчас, где находимся?

— Перед проливом.

— В каком состоянии корабль?

— В нас попало девять крупнокалиберных снарядов. Имеем три подводные пробоины. Третье котельное отделения выведено из строя и полностью затоплено. Первое котельное, во внерабочем состоянии, но воду из него удаётся откачивать, уровень воды медленно, но верно падает. Турбины в полном порядке, но пара для полного хода не хватает, узлов семнадцать дать можем. Про главный калибр мы говорили, проблема в нехватке боекомплекта. Из шестнадцати 120-мм орудий, в строю осталось одиннадцать. Орудия правого борта не пострадали, да и боекомплект там почти полный и я приказал переместить оттуда по сотне снарядов на ствол, на левый борт, да из пострадавших казематов весь годный боекомплект переместить к целым орудиям.

— Потери на корабле большие?

— Погибло двадцать девять, ранено шестьдесят семь, ещё одиннадцати не досчитались, возможно, где-то в затопленных отсеках.

— На чём отправляли раненых?

— У борта стоит эскадренный миноносец «Сибирский стрелок», на него и передаем тяжелораненых, ему все равно идти в Ревель на ремонт. Хотели и вас переправить на «Сибирский стрелок» чтобы доставить в Ревель пока вы были бессознания, да решили немного подождать.