– Пассажиры авиасудна, займите свои места. Самолёт входит в зону турбулентности.

1

«Не паниковать. Намочить салфетку, приложить к глазу. Чёрт, и капель нет. Всегда беру с собой, а тут забыл. Приземлимся – и промою как следует. Думаю, ничего страшного. Соринка какая-то попала. Натёр, наверное. Не мошка же? В самолёте? Нет, конечно. Но глаз слезится, и какие-то точки плывут. То крупней, то мельче. А давно ли я был у окулиста? Не помню. Не было причин обращаться. А теперь какие-то точки. Мешают. Может быть, пора на обследование? Ничего серьёзного, конечно, не обнаружат, но на всякий случай? Вот только когда?

Э, да перестань. К чему эта паранойя? Это же просто соринка. В своём глазу бревна не увидать. Какое там бревно?! Сейчас все пройдёт.

С глазами не должно быть проблем. Со здоровьем у меня никаких проблем, всё тип-топ. Проблемы в другом. Вернее, сейчас меня волнует одна проблема. Отец. Вот это ходячая проблема. Не знаю даже, радоваться или нет, что настолько ходячая. Выходит в гости – и потом ищи его свищи. Хочешь не хочешь, а придётся мне этим всем заниматься. Всю жизнь мечтал. Он нами не занимался, а я им должен! Ну что тут сделаешь? Альцгеймер это называется. Прогрессирует быстро. Отца надо переубедить. Врачам он, видите ли, не доверяет. Зато доверяет приятелям. Не помню, чтобы раньше он был таким общительным. К нам с сестрой, например, его не тянуло. Да он годами, бывало, не мог с нами встретиться. Так был занят своими изысканиями, которые ни к чему не ведут. Был весь в себе и в своих наполеоновских прожектах. Ну и что в итоге? Вот это вот всё?

А я? Отец, неужели я так на тебя похож? Я ведь тоже стал трудоголиком. Кому лететь в командировку, они даже не спрашивают. Всё ясно – мне. Чёрт, глаз дёргается. Может, мне тоже ни о чём не помнить? Может, это выход? Ему-то сейчас кажется, что мы виделись раньше часто, что он приезжал, чтобы поздравить нас со всеми праздниками. Кажется, он нас путает с чьими-то другими детьми. В детстве я ещё ждал его, конечно, а потом перестал. Я и сам не помню, когда мы в последний раз виделись. Неужели когда я получал степень? Мама тогда была как струна. Он приехал, с трудом узнал меня, был растроган и, конечно, напился. Боже, боже! Как давно это было! Ну а чего ты хотел, а? Время летит, а люди не меняются. Верней, в них не меняется именно то, что и раньше мучило тебя. Между мамой и отцом, между молотом и наковальней, между Сциллой и Харибдой чёртово время летит быстрей, чем скоростные лайнеры этой дурацкой авиакомпании. И ведь её бездарная реклама кем-то щедро оплачена».

2

Мой новый Хозяин сейчас не говорит (никакого голоса не слышно), но я понимаю то, что он не говорит. Он это не говорит самому себе. Я считываю непроизнесённую внутреннюю речь. Я слишком близко к источнику его аутосообщений.

Это поразительно. Такой тесной связи с Хозяевами у меня ещё не было. Я очень близко к центру желаний и надежд Отчётливого Хозяина. Я точно перехватываю его мысли. Я начинаю в них обживаться. Как называется эта часть гигантского тела-мира, в которой я сейчас? Как я сюда попал?

Я прорывался сквозь ряды необычных отсеков. Их стенки были более тонкими, влажными и упругими, чем те, в которых я бывал раньше. Узкие трубопроводы пронизывали их насквозь, их оболочки были прохладны. После отсеков первого и второго уровня следовали камеры с удивительными приспособлениями, прозрачными и обтекаемыми. Они непрерывно испускали слабо колеблющиеся тени, которые переворачивались и наслаивались друг на друга, образуя моментальные отчётливости. Моментальные – увы, я не успевал их осознать, но догадывался, что они связаны с реальностями, с наружными и внутренними мирами.

Видимо, видел эти миры Отчётливый Хозяин нечётко. Но думал о них отчётливо.

Заворожённый приключениями теней, я не заметил, как прорвал узкий канал, трубопровод, уходящий в далёкие дали. Я упал в поток жидкости, кишащей мелкими тварями, пузырьками, пластинками, кругляшами и тонкими линиями. Мутный питательный поток повлёк меня, не давая пробовать подворачивающуюся пищу. Мои отростки соскальзывали, им некогда было цепляться и не с чем соединяться. Но вот меня вынесло к какой-то стене, и я врезался в выщерблину. Войдя отростками в мягкую ткань, я сразу почувствовал облегчение: ямки были точно идеально созданы для моих рецепторов. Здесь, омываемый потоком жидкости снизу, я и завис.

3

«Сначала к Анне. К Анне? Нет, пожалуй. Не сегодня. Завтра утром совещание. Благотворительные проекты, будь они неладны. Позвоню ей из такси, извинюсь. Нет, на свидание нет сил. И глаз проверить бы. Но это уже завтра. Ах да, отец. Придётся заехать. Не нравятся мне его сообщения. Просто хандрит старик или это алкоголь? Мне надо бы наладить контакты с его соседями. Договориться. Пусть присмотрят. Я не всегда же могу всё бросить и приехать. А он ещё забудет газ погасить. Надо бы оставить им сумму. Сделать комплект ключей. Наверное, он просто скучает, старый дурак. Жизнь прошла. Чего-то ему не хватает. Совести ему не хватает – это точно».

4

Мир, в котором мы, медленно падает. Мы – мой новый Хозяин и я и другие «граждане пассажиры», отдалённые Гиги, обладатели разных голосов, носители миров, способные к самостоятельному движению и нет. Эти голоса для меня сливаются в сплошной гул, в неопределённую музыку.

Я чувствую, как Отчётливый Хозяин покидает подвижное пространство опасных возможностей, которое он называет «самолётом»; самолёт сейчас никуда не движется. Хозяин перемещает свой гигантский мир внутри другого Сверхгиганта, его собственного Хозяина, Города, где не был и, возможно, никогда не окажется Лыш и в котором сейчас путешествует Бель, потерявшая меня вместе с каким-то шероховатым объектом.

Мне нравилась Бель; она познакомила меня с такой инвариантностью гигантских чувств, что теперь мне легче ориентироваться в разнообразных движениях Хозяев. С болью сожалений тоже меня познакомила Бель.

Я не знаю, было ли пребывание в ней любовью к ней, но расставание меня сейчас не мучает. Впереди – исследование новых миров, и что-то мне подсказывает, что Отчётливый Хозяин – только временная передышка.

5

Тык. Тык, тык. Тык, тык, тык. Пем-м.

– Привет, пап. У тебя всё в порядке?

Я приеду завтра. Сегодня не могу. Смертельно устал. Да, только что из аэропорта. Никак не могу. Я понимаю. Да, уже в такси. Да, к себе. Какой кран? Какой доктор Морган? Какие медсестрички? Я ничего не соображаю, пап. Не выходи из дома. Приеду к тебе завтра. После работы. Когда смогу.

Тык. Тык, тык. Тык, тык, тык. Пем-м.

– Дорогая, я прилетел. Как у тебя? А. А. Я понял. Сегодня? Ты понимаешь, что-то я сегодня неважно. Глаз. Кажется, в самолёте надуло. Ну знаешь, как это бывает? Сосуд лопнул. Да, ты права. Похоже, конъюнктивит. Завтра созвонимся. Нет, я тебя не обманываю. Нет, я не вернулся к ней. Анни! Да нет же, нет. Скоро буду в форме, обещаю тебе. Я привёз тебе кое-что. Тебе понравится. Кому? Да нет же. Это только для тебя. Целую. Анни! Ты ждала меня? Ну конечно, скучал. Дорогая, до завтра.