было всего восемь столиков: четыре возле одной стены, два возле другой и еще два посередине, около самого очага. На один из них детективы обратили особое внимание: опилки возле ножек стула были аккуратно заметены. Уж не затем ли, чтоб скрыть следы крови?

Но кто убрал остатки трапезы жертвы, вымыл тарелки и стаканы?

— Может, они еще раз сюда наведались? — предположил Люка.

Во всяком случае, налицо была одна любопытная деталь. Все в доме было опрятно, но на стойке стояла неубранная раскупоренная бутылка. Мегрэ постарался не прикоснуться к ней хотя бы случайно. В бутылке был коньяк. Похоже на то, что лицо или лица, которые пили его, обошлись без стаканов, отхлебывая прямо из горлышка.

Неизвестные побывали и наверху. Обшарили ящики комодов, затем задвинули их, разворошив белье и остальное содержимое.

Самое странное: из двух рамок, висевших на стене, были вынуты фотографии.

Незнакомцам, видно, нужен был вовсе не портрет маленького Альбера, поскольку он стоял на комоде — округлое веселое лицо, на лоб спадает прядь волос. В нем действительно было что-то от клоуна, что подметил и владелец «Подвалов Божоле».

Подъехало такси. Послышались шаги. Мегрэ отодвинул засов.

— Входи, — сказал он, обращаясь к Мерсу, который нес довольно увесистый чемодан. — Ужинал? Нет? Рюмку аперитива?

Вечер и ночь, которые они здесь провели, были совершенно необычными. Время от времени Мегрэ наблюдал за Мерсом, который был занят трудоемкой и кропотливой работой, повсюду отыскивая едва заметные отпечатки пальцев — сначала в кафе, потом на кухне, в спальной, в других помещениях.

— Тот, кто первым взял эту бутылку, был в перчатках, — с уверенностью заявил эксперт.

Кроме всего, Мерс взял образцы опилок с пола возле стола, поставленного у очага. А в мусорном ведре Мегрэ обнаружил остатки соленой трески.

Еще несколько часов назад комиссару не было известно имя убитого, да и облик его он представлял себе неясно. Теперь же в распоряжении у Мегрэ была не только фотография кабатчика. Комиссар жил у него в доме, рассматривал его одежду, прикасался к его личным вещам.

Едва они с Люка вошли, комиссар указал помощнику на пиджак на вешалке в спальной. Пиджак был из той же ткани, что и брюки убитого.

Выходит, комиссар оказался прав: Альбер пришел домой и по обыкновению переоделся.

— Мерс, дружище, как по-твоему, когда сюда приходили в последний раз?

— Полагаю, кто-то побывал тут сегодня, — ответил эксперт, изучив следы коньяка на стойке возле распечатанной бутылки.

Вполне возможно. Дом открыт, и войти мог любой. Только прохожие не знали, что дверь не заперта. Видя закрытые ставни, не всякий решится проверить, не заперта ли дверь.

— Посетители, видно, что-то искали.

— Я тоже так считаю.

По-видимому, какой-то небольшой предмет, скорее всего, листок бумаги, поскольку открыли даже коробочку, где хранились серьги.

Ужин у Мерса и Мегрэ получился довольно своеобразный. Мегрэ был за кельнера. В кладовой он нашел колбасу, несколько банок сардин и голландский сыр. Спустившись в подвал, нацедил вина — густого, с синеватым отливом. Тут же стояли закупоренные бутылки, но он их не тронул.

— Вы остаетесь, господин комиссар?

— Ну, конечно. Не думаю, что кто-нибудь сюда вечером, но домой неохота ехать.

— Хотите, я останусь с вами?

— Не надо, спасибо, Мерс. Лучше отправляйся сразу к себе, сделай анализы.

Мерс ничего не упустил из виду. Даже клок женских волос в гребне на туалетном столике исследовал. Снаружи в кафе проникало немного звуков. Прохожие были немногочисленны. Время от времени, особенно после полуночи, слышался грохот грузовика, ехавшего к Центральному рынку.

Мегрэ позвонил жене.

— А ты снова не простудишься?

— Не беспокойся. Я очаг затопил. Скоро грог приготовлю.

— Ты там не выспишься.

— Высплюсь. У меня есть выбор — кровать или шезлонг.

— А простыни чистые?

— В комоде есть чистые.

Поначалу Мегрэ хотел лечь в кровать, но затем передумал и устроился в шезлонге.

Мерс ушел около часа ночи. Комиссар подкинул дров, налил себе крепкого грогу, удостоверился, что все в порядке. Запер входную дверь, скрипя ступенями, поднялся по винтовой лестнице наверх.

В шкафу отыскал домашний халат — из голубой фланели с отворотами из искусственного шелка, но тот оказался слишком короток и узок. Выяснилось, что и шлепанцы, стоявшие у кровати, ему тоже не по ноге.

Разувшись, Мегрэ завернулся в одеяло; положив под голову подушку, устроился в шезлонге. Ставней на втором этаже не было. Свет газового рожка, проникавший с улицы через узорчатые гардины, вычерчивал на стене замысловатые арабески.

Попыхивая трубкой, Мегрэ из-под полузакрытых век наблюдал за их игрой. Он понемногу привыкал к обстановке. Дом он как бы примерял. Так примеряют одежду. Он уже привыкал к его запаху — кисловато-сладкому запаху, напомнившему ему жизнь в деревне.

Почему же исчезли фотографии Нины? Почему исчезла она сама, бросив дом и даже не взяв в кассе деньги? Правда, там было не больше сотни франков. Возможно, маленький Альбер хранил свои сбережения в другом месте, и кто-то забрал их вместе с бумагами.

Обыск пришельцы производили довольно аккуратно, не нанося ущерба. Одежду осмотрели, но оставили на вешалках. Фотографии вынуты, а рамки снова повешены на крючки.

Мегрэ уснул. Услышав стук в ставни, он готов был поклясться, что едва успел сомкнуть глаза. Между тем пробило уже семь утра. Над Сеной светило солнце, гудели буксиры, таща за собой баржи.

Не зашнуровав туфли, спустился вниз — лохматый, в рубашке с расстегнутым воротом, мятом пиджаке.

Пришел Шеврье с миловидной молодой женщиной в темно-синем костюме, на взбитых волосах — красная шляпка.

— Вот и мы, господин комиссар.

В полицейском управлении Шеврье работал всего три-четыре года. Вопреки своей фамилии он больше походил на овцу, чем на козла, — так округлы и мягки были черты его лица и фигуры. Спутница дергала его за рукав.

— Прошу прощенья, — спохватился Шеврье. — Господин комиссар, разрешите представить мою жену.

— Вы не беспокойтесь! — храбро заявила мадам Шеврье. — Работу я знаю. Моя мама была хозяйкой деревенского трактира. Бывало, взяв в помощницы