Руки Лилибет бессильно упали на холку лошади.

Волосы Филиппа щекотали ее подбородок.

– Что написано в документах, мама? – спросил он.

– Не знаю, – ответила она. – Все это очень… очень странно.

Она знала, что Роланд стоит где-то рядом, хотя пока он не произнес ни слова. Она чувствовала его здесь, ощущала острую энергию его присутствия, как заряд электричества, повисший в воздухе.

– Надеюсь, вы не имеете к этому никакого отношения, – произнесла она наконец.

– Не понимаю, о чем вы. – Она услышала шаги обутых в сапоги ног, и он внезапно появился у ее локтя, золотистый и сияющий в сыром сером мартовском воздухе, слишком, черт возьми, красивый для обычного смертного, да проклянет его навеки Господь. – Вы намекаете, что я это каким-то образом спланировал? Боже праведный, Лилибет…

– Я не давала вам позволения называть меня так.

– Леди Сомертон. Я вообще понятия не имел, что вы находитесь в этой стране.

– О! Полагаю, это всего лишь неожиданное совпадение. Сначала та проклятая гостиница, из всех мест на земле, а теперь еще и это! – Она ткнула рукой со все еще зажатыми в ней бумагами в сторону замка. – И это если не упоминать об еще одном исключительном совпадении, когда у вас вдруг возникло желание посвятить целый год жизни академическим занятиям в точно той же манере, что и мы! О да! Непостижимая загадка, в самом деле!

Он засмеялся.

– Дорогая моя, я весьма польщен. Осмелюсь заметить, вы единственная женщина в Европе, кто верит, будто у меня достаточно мозгов, чтобы придумать подобную авантюру.

– О, мозгов-то у вас достаточно, – горько отозвалась она.

– Нет, недостаточно, заверяю вас. Голова моя пуста, как… – Он глянул на Филиппа. – Ну, пуста как… ведро для молока… э-э-э… то есть до того, как корову начнут доить.

– Это вы какую-то глупость сказали, – заметил Филипп.

– Видите? В том-то и дело, – торжествующе воскликнул Роланд. – Устами младенца и все такое.

Она осмелилась искоса посмотреть на него и тут же пожалела об этом. Эти чертовы широкие плечи словно манили ее, крепкие и безупречные, обтянутые прекрасно сшитым темным шерстяным пальто. Шляпа его слегка сбилась набок, обнажив темно-золотистые волосы, очаровательно курчавые на затылке в этом сыром воздухе. Полные губы слегка приподнялись в улыбке.

– Не прикидывайтесь дурачком, – отрезала она. – Мы оба знаем, что это не так.

Он покачал головой.

– Понятно, вас ослепило восхищение. Нет, я именно такой, как вы предположили чуть раньше. Всем известный негодяй. Я даже велел напечатать на моих визитках: «Лорд Роланд Пенхэллоу, шельмец и распутник. Обращаться только по легкомысленным вопросам». Чтобы, понимаете ли, никто не ошибся.

– Вы не пытаетесь меня очаровать.

Он широко улыбнулся, словно солнце прорвалось сквозь свинцовые тучи над головой.

– Разумеется, я пытаюсь вас очаровать, моя дорогая. Именно это я и делаю.

Боль в груди усилилась. Она прижалась подбородком к макушке Филиппа, цепляясь за сына как за якорь. А когда все-таки обрела голос, в нем прозвучала лишь малая толика той властности, которую она надеялась в него вложить.

– Пожалуйста, не надо. Нет никакого смысла.

– О, я не согласен, – сказал он. – В конце концов, раз уж нам придется вместе жить в этом замке…

– Господь этого не допустит!

– Совсем напротив, моя дорогая. Определенно Господь сам это задумал. – В его глазах плясали огоньки.

– Или дьявол.

– О, мама! – воскликнул Филипп. Он повернулся и посмотрел на нее своими большими темными глазами, совершенно отцовскими, черными и бездонными, как полуночный океан. – Ты же велела мне никогда…

– Я знаю, знаю. – Она собрала остатки самообладания. В конце концов решение непременно найдется. Не может не найтись. Каков бы ни был коварный план Роланда, что бы он ни задумал, она не допустит, чтобы все зашло еще дальше. То, что произошло в конюшне, больше ни под каким видом не произойдет снова. – Мама совсем не права. Просто день был долгим и утомительным, мой ненаглядный, да еще вся эта неразбериха с замком…

– Если герцог тоже будет здесь жить, – сказал Филипп, – он позволит мне еще раз покататься на его коне?

Роланд расхохотался.

– Полагаю, позволит, дорогой мой мальчик, – отозвался он. – А если нет, ты, конечно же, можешь покататься на моем.

– Джентльмены не… – решительно начала Лилибет.

– Спасибо, сэр. Но мне больше хочется на герцогском. Он же самый красивый, правда?

– Безусловно, – ответила Лилибет, оторвала взгляд от Роланда и устремила его на замок. – Но это не имеет значения, верно? Потому что джентльмены с нами не останутся. Ни сегодня ночью, ни тем более на целый год. Это совершенно невозможно.

Она говорила убежденно, чтобы отогнать прочь отчаяние. Если она будет говорить это достаточно решительно и достаточно часто, то наверняка все исполнится.

Роланд смотрел, как конь рысью скачет в сторону замка, грохоча копытами по мокрым камням, но даже не попытался догнать Лилибет. Нет нужды торопиться. Он не считал себя особенно религиозным человеком, но всегда мог распознать дар Божий, если сталкивался с ним. И на этот раз он не ошибется. На этот раз тщательно разработает план.

Он посмотрел наверх, на хмурые тучи. С небес моросил холодный непрекращающийся дождь, но зима уже почти закончилась, а весной все начнется заново.

Замок Святой Агаты, апрель 1890 года

Сначала Лилибет игнорировала все признаки.

Слишком много занятий, слишком много обязанностей. Она с большим прилежанием изучала греческих философов, помогала экономке и девушкам в кухне, давала уроки Филиппу и водила его на пикники.

И, разумеется, тщательно избегала джентльменов. Согласно плану, это должно было быть совсем простым делом. После первой же ночи они, цивилизованно сидя за тяжелым столом в трапезной, договорились разделить замок по оси север-юг, до тех пор пока не найдут Россети и не решат вопрос. Восточную сторону отвели дамам, а западную – джентльменам. Таким образом, обе стороны должны были встречаться лишь во время трапез (столовая имелась только одна) или случайным образом на улице.

Действительность оказалась не такой простой. Мистер Бёрк проводил время в основном в своей мастерской ниже по холму, Уоллингфорд если не ездил верхом, то сидел с надутым видом в библиотеке, а вот Роланд шатался везде. Лилибет слишком много думала о том, как избежать встреч с ним, и без труда прогоняла прочь неприятные мысли и предположения, заменяя более неотложными заботами: как, к примеру, спрятаться за деревьями, пока его милость, посвистывая, бредет на прогулку, или проскользнуть в кухню, если он идет по коридору.