– Т-ты! Знаешь, ты кто после этого?! – свирепо повернулся к Ксении Соболь и зашипел в самое лицо: – Ты нарочно, что ли?! Издеваешься, да?!

– Ну ты же сам сказал... – слабо пискнула та.

– Так ведь не до такой же степени!

Ксения сжалась в клубок в своем кресле и замерла. Так и просидела не шелохнувшись все первое отделение.

– Ну все! Хватит! – дернул ее за руку Соболь, лишь только объявили антракт. – С тобой тут позорища не оберешься. Домой! Еще моли бога, чтобы остальные тебя на флаги не порвали! Это ж надо, так людей мучить!

– А второе отделение? – слабо упиралась девушка. – Там будет Киркоров, я слышала...

– Дома! В телевизоре! – пылал гневом Соболь и волок «сестрицу» в машину. – Бис ей, видишь ли! И так никакой личной жизни! В кои-то веки вырвался на концерт, а она!

Он раздраженно завел машину, даже не глядя в сторону провинившейся домработницы.

– И нечего орать! – вдруг отчетливо рявкнула та. – У меня тоже личной жизни нет! Я ж на тебя не кидаюсь!

– Что-о? – удивленно обернулся к ней Соболь. – Личной жизни у нее не-е-ет! Какая тебе личная жизнь? Тебе пробиваться и пробиваться! О личной жизни она заговорила! Я, что ли, буду за тебя карьеру делать?! Ты мне даже и не говори ничего! Все амуры ей подавай!..Чтобы я даже не слышал!!

– А я и не о себе! Я о тебе забочусь! – вякала Ксения, отвернувшись к окну.

– Вот уж увольте! О себе я как-нибудь сам!

– Много ты сам позаботился! Столько времени ходишь возле этой Лины, а подойти боишься. А я вот подошла!

– К кому это ты подошла? – поразился Эдвард и даже машину заглушил. – А ну! Говори давай, к кому это ты там подходила? Говори быстро, а то пешком пойдешь!

Ксения надулась, поковыряла пальцем чехол и произнесла:

– «К кому», «к кому»... к Лине твоей... подошла и сказала, что хочу ее нарисовать...

– А она?

– Она дала мне свой телефон и обещала, что со следующей недели сможет позировать.

– Обалдеть! – откинулся на спинку сиденья Соболь и вдруг расхохотался. – Нет, ты чего – серьезно? Вот так подошла и сказала?

– Ну а чего такого-то? – вздернула брови Ксения. – Это ж если любишь, то всего боишься, а если нет, то легко. Ну подумаешь, отказала бы... Да с чего бы она отказала? Нормальная девчонка!

– Нет, серьезно? И она придет? – не мог поверить Соболь. – А ты ее не спутала?

Ксения смотрела на Эдварда и печально наблюдала, как на его лице расцветают все краски.

– Ксюха! Так это ж! Это ж как здорово, а?! Ну ты... ну ты вообще – та-анк! – чуть не прыгал в машине Соболь, потом вдруг схватил голову Ксении и чмокнул ее куда-то в темечко.

– Дурак, – обиженно шмыгнула носом та. – А еще председатель федерации называется...

Два дня Соболь смотрел на Ксению благодарными глазами и считал ее своим самым большим другом, а едва он уносился на работу, как Ксения залезала на диван с ногами, брала себе на руки Боса и жаловалась ему, целуя псину в толстую морду: Ксюша тяжко вздохнула и пошла в свою комнату. Там ее ждала работа.

– Вот ты хочешь обижайся, хочешь нет, а твой хозяин – бесчувственное бревно, – горько говорила она, почесывая толстое брюшко урчащего Боса. – Это же просто неприлично так радоваться, когда по тебе страдает другая девушка! Ты только подумай, я для него на такой шаг пошла, а он... а что он? Он меня благодарит, как может. Ну не может он меня полюбить, потому что я... Бос! И ведь что обидно! Эта Лина, она же не Ольга Тропикова! Она тоже никакая не царица! Обычная такая девочка... Тоненькая, беленькая, маленькая... И в кого только я такая дылда вымахала – метр шестьдесят семь! С таким ростом хоть вешайся... И почему он не собака? Вот ты же меня любишь! И тебе наплевать, накрашенная я или нет, какой у меня рост, во что одета, на всякие там чины, должности. Тебе даже наплевать, что я не снялась ни в одном фильме!.. Вот любишь, и все. А люди еще говорят – кобели, кобели... Нет, Соболь не кобель, точно тебе говорю. А как жалко-то...

А совсем уже поздно зазвонил телефон Ксении, и строгий Аленкин голос потребовал:

– Ну? Отчитывайся, что у тебя там?

– Ой! Аленка-а! – радостно засветилась Ксюша. – Ты чего это так по-солдатски? Хоть бы поздоровалась, что ли...

– У меня денег на телефоне мало, чтобы здороваться, – быстро протрещала та. – Говори, что у вас?

– Все замечательно. Ой, Ален, ты знаешь, у меня все здесь так здорово! Ты себе не представляешь! Я уже и на концертах была, столько людей известных видела – обалдеть! И к нему гости приходят! Ой, всего просто не расскажешь, но вот у Соболя сейчас какой-то жутко интересный проект, поэтому мы, наверное, скоро к нам в город приедем!

– К нам?! – отчего-то ужаснулась подружка. – Вот черт, а? У Дашки только-только жизнь стала налаживаться, к Аркадию своему вернулась, в Испанию уехали на десять дней, а если этот Соболь сюда приедет, она ж... она ж разведется! На шею этому Эдварду повесится и будет работать у него ожерельем!

– Нечего на него вешаться, – хмуро буркнула Ксения. – Я теперь знаю, как с этой Дашкой говорить. Столько лет бабе, а ведет себя, как девчонка без мозгов! Ты знаешь, сколько он работает? У него просто времени нет на всяких там фанатеющих дурищ! Домой приползает чуть живой, встречи, переговоры разные, а он же нормальный, обыкновенный человек, ему и отдохнуть хочется, и с друзьями посидеть! А он из дома в магазин выйти не может, все так и пялятся в сумку – и чего это едят такие драгоценные рты! Дурь какая!

– Он нормальный?! – поперхнулась Аленка от удивления. – Да ты сама-то поняла, что сказала?! Ха! Нормальный! Это ж... это ж – звезда! Небожитель! Нормальный! Публичные люди не должны ходить по магазинам! У них для этого есть такие вот Ксюши! А фанаты – это, между прочим, их работа! Вот не будет нас – фанатов – и что? Кто их узнает? Они же только из-за нас известные-то! И им самим это нравится!

– Ой, знаешь что? Не перегибай! – поморщилась Ксения. – Между прочим, раньше тоже были люди известные! И певцы, и артисты, но никто никогда не лез к ним в постель, к ним в тарелку, не подглядывал в замочную скважину и не караулил у больничных палат! И ничего! Не страдали артисты от безвестности! А сейчас!.. Да мне их порой знаешь как жалко бывает! Ведь как почитаешь! Ну такую грязь льют! И все на любимых публичных людей. Просто ведрами! А ведь у этих звезд есть родители! Дети! Не-е-ет, мне их просто жалко бывает!

В трубке фыркнули:

– Надо же – жалко ей! Да все понятно! Еще месяца не прожила, а вон уже как заговорила! Понятно, с чьих рук ешь!

– Я с рук не ем! Все больше с тарелки! А говорю так, потому что... потому что вижу! Это мне раньше казалось, что вот они – жируют, а мы бедняжки! Виллы там у них разные! По Испаниям разъезжают, по Канарам! А мы тут в глуши чахнем!