— Тут он их и вешал, — обрадовал сержант, по справедливости давно заслуживший офицерскую перевязь. — На этих самых каштанах…

— Кто «он»?

— Ворон. В Октавианскую ночку… Поделом вообще-то, но лучше б объехать.

Вчера они проезжали этой самой дорогой и позавчера… Каждый день ездили, причем лошади не дрожали, а Дювье даже не думал вспоминать висельников. Из-за каштанов раздался детский плач. Тонкий, ноющий, на удивленье неприятный. Бросать плачущих детей мерзко, но Робер слишком хорошо помнил ту… то, что караулило на горной дороге. Отряд повернул, и никто из южан не сказал ни слова, даже не пропускавший ни одного неутертого сопливого носишки Дювье.

3

Шадди с корицей был выпит, пора было расходиться. Предстоящий день обещал стать тяжелым, по крайней мере для собиравшегося объехать город кардинала. Арлетта вежливо зевнула и сощурилась на часы — приближалась полночь. Договорить можно и завтра, а послезавтра она вырвется из столичной гнили, бросив, именно бросив, Левия, Ро с его Карвалем, Инголса, музыкального барона, у которого еще нужно забрать волкодава и жену…

— Заодно узнаю, как чувствует себя Рожа…

— Простите? — совершенно светски не понял кардинал, и Арлетта с облегчением рассмеялась.

— Старинная маска из коллекции Капуль-Гизайля. Виконт Валме обвиняет несчастный антик в сорока грехах, хотя и хозяин, и мой старший сын, и я видим всего лишь произведение искусства, пусть и не из приятных.

— Меня больше занимает брат Диамнид. Сударыня, вы согласны, что записки Эрнани могут оказаться полезны?

— Если они существуют…

— Они должны существовать, и они почти наверняка в нижнем храме. Люди склонны повторять единожды удавшееся. Тот, кто упокоил в гробу Франциска первое завещание Эрнани, упокоит и второе.

— Вы имеете в виду младшего Рамиро?

— Скорее всего. Алва успешно избегают короны, но Октавию как-то удалось сделать единоутробного брата соправителем, и вряд ли тут обошлось без лаикского затворника. Боюсь, нам придется уподобиться Альдо и потревожить мертвых.

— Залезть в гробницу и узнать, что Эркюль не был Раканом, убитый король умер своей смертью, а Рамиро мог усесться на трон, но не пожелал. Фи. Конечно, волнуй Эрнани кабитэлские призраки…

— На Изломе могли и волновать. Люди в те времена были очень обстоятельны и очень суеверны, а король в любом случае знал больше жены маршала. Не могу отделаться от ощущения собственной слепоты! Будь иначе, я выжал бы правду из хроник, но я собираю ромашки и не замечаю дубов. Что ж, придется принимать грех на душу.

— Эрнани, если вы найдете его записки, будет вам скорее благодарен. Был бы… Его величество, похоже, от мирских сует отрешился. В отличие от Валтазара. Создатель!..

— А его смиренный слуга вас не устроит?

— Возможно. Марсель ведь… Ваше высокопреосвященство, мне нужно к Капуль-Гизайлям! Немедленно.

— Нет, — мягко воспротивился Левий. — Мне, право, неловко говорить подобное даме, но герцог Эпинэ намеревался…

«Намеревался»… У Ро с Марианной остались две ночи, покушаться на них — преступление, а Валтазар никуда от своих ваз не денется. Пусть с ворюгой тот же Левий и разговаривает — по-своему, по-эсператистски.

— Маршал Алонсо не терпел, когда его тревожили во время визитов к графине Савиньяк, — задумчиво протянула женщина, — но стрелял в навязчивого невежу не соберано, а прекрасная Раймонда. Правда, из пистолета любовника… Мы ведь с вами еще увидимся?

— Я, самое малое, провожу вас до Лаик.

— Тогда про Валтазара поговорим по дороге. — Графиня поднялась и подошла к окну. Зеленый столб все так же упирался в звездное небо, он никому не мешал, но был мерзок и тревожил, как обнаруженный в постельном сундуке труп.

— В ваш флигель можно попасть, не выходя на улицу, — успокоил Левий.

— Я помню. Днем на месте этой зелени нет ничего, а ночью?

— И ночью. Если войти внутрь, она словно бы исчезает. Словно бы, потому что со стороны видна и зелень, и тот, кто в нее вошел, причем фигура остается четкой.

— Я хочу это видеть, — решила Арлетта. — Вы согласны, что про «чумной ход» Катарина узнала из записок Гертруды Придд?

— Редких достоинств была женщина. — Взгляд кардинала скользнул куда-то вниз и словно бы погас. — Не могу привыкнуть, что ее нет… Я о кошке. Идемте… Или нет, давайте я сварю еще одну порцию. По-кэналлийски.

4

Теперь они рысили меж темных старых стен. Покинутые аббатства тянули к путникам руки-деревья, их тени хватали за ноги лошадей, навязчиво, но не злобно. Так цепляются луговые вьюнки и ежевика, в Торке много ежевики, и в Черной Алати тоже. Может, забраться в какое-то из аббатств и переждать?

Поворот, уколовшая луну колокольня, одинокий всадник едет навстречу. Человек. Дворянин…

— И не боится, — удивляется Дювье, и Робер понимает, что они с сержантом держатся голова в голову. — Шастает по ночам. Мало ли…

Всадник пришпоривает коня и машет рукой. Дракко ничего против чужака не имеет, Мэтр Жанно тоже.

— Какая приятная неожиданность. — Маркиз Салиган приподнимает шляпу. — Я, знаете ли, собирался к Капуль-Гизайлям и позорно струсил. Это я-то!

— Не переживайте. Мы тоже струсили. Вместе с лошадьми. Салиган привычно стряхнул с плеча невидимые в ночи, но, вне всякого сомнения, существующие перхотинки.

— Плохо дело, — сказал он. — Конечно, мы можем сыграть в кости прямо здесь, но город перестает мне нравиться, а ведь я почти нашел убийцу.

— Да? — переспросил Проэмперадор, понимая, что на покойного конхессера ему плевать.

— Прошлым вечером в меня стреляли, но оглоеды Джаниса вылезли прежде времени и спугнули мое помилование, впрочем, я не слишком уверен, что оно мне понадобится… Вы сейчас куда?

— Вперед.

— Значит, я назад. Возможно, чистые души или чистое белье его спугнут.

— «Его»? — переспросил охрипший Иноходец, чувствуя глупейшее облегчение от того, что не «ее».

— Надо же как-то назвать то, что сейчас бродит по богоспасаемой столице. Нет, я его не видел, и это меня удручает. То, что видишь, можно при необходимости зарезать, как милейшего Гамбрина…

Они ехали, Салиган чистился и болтал, Робер почти ничего не понимал, хоть и пытался. Мешали детские вопли, словно вцепившиеся в путлища и бежавшие рядом с лошадьми.

— Слышите?

— Что? — не понял Дювье.

— Деточку? — уточнил Салиган. — Это к полулунию, завтра замолчит.

Полулуние… Ночь кого? Точно не Флоха, а прочие гоганские боги забылись вместе с золотоглазой девочкой и разбудившим беду достославным. Добрался ли старик до Агариса? Спасся ли, и как зовется вторая из ночей Луны? Почему этими ночами надо сидеть по домам, уж не потому ли, что по городу бродит хныкающая погибель? Ерунда! В Доре никакой луны не было, там просто умирали, зато висельники видят обгорелую девчонку и ничего, живут. Как могут…