Они знают. Но не хотят сказать.

– Умна ты и ловка, не в пример сестрам! – Муравица улыбнулась и потрепала ее по плечу. – Одна справишься, вот она и решила. Не бойся. Никому там ничего худого не делалось. А тебе и подавно бояться нечего.

– Но почему мне – и подавно?

Мать и тетка опять переглянулись.

– Потому! – отрезала Муравица. – Может, как раз завтра все и узнаешь.

И опять выразительно посмотрела на мать. Та вздохнула и опустила глаза.

Остаток дня Младина не знала покоя. Почему она должна идти отдельно от сестер – ее ждет нечто особенное? Теперь Младина уже не могла закрывать глаза на то, что с ней происходит нечто необычное. Почему она стала видеть, слышать, чувствовать столько такого, о чем другие не подозревают?

И Угляна может знать, что с ней происходит.

Ой! Уж не «волховской недуг» ли ее мучает? От этой мысли мороз продрал по коже, на глазах выступили слезы. Младина встала, безотчетно сделала несколько быстрых шагов, словно хотела убежать от этой участи. Бывает, что духи сами выбирают человека себе на служение и овладевают им против воли. Избавиться от них невозможно – даже если и удастся отогнать, толку и смысла в жизни такого человека все равно не будет, исчахнет от тоски и пустоты. Ни работа, ни семья, ни еда, ни отдых и веселье не пойдут впрок. Такому человеку одна дорога – в волхвиты. В лес… Как Угляна…

О чуры, да неужели ее, Младину, избрали духи? И она станет новой сежанской волхвитой после Угляны, поселится в старой избе-развалюхе… не будет у нее ни мужа, ни детей… ничего… Ни любви, ни привета, только боязливое уважение бывших родичей… О нет!

Младина с трудом удержалась от желания разрыдаться навзрыд, побежать к матери, зарыться, как в детстве, ей в передник и там найти спасение от всех мыслимых бед. Слезами горю не поможешь. Но ведь иного объяснения и правда нет! Давно… с Ладиного дня, с того часа, когда сжигали старуху Марену, она ощущает в себе это необычное. Уже нельзя сказать, что ей померещилось, надо смотреть правде в глаза. И…

Неужели ей придется уйти в лес навсегда! Неужели она не вернется от волхвиты, станет ее выученицей и преемницей, и напрасно Леденичи надеются заполучить ее в невестки… А она еще на Данемила давеча поглядывала! Ах, что Данемил, сейчас Младина с радостью пошла бы за лопоухого Вьяла, только бы стать молодухой, как все, хлопотать у печи, накрывать мужу на стол, как придет с поля, вынашивать и рожать детей… Захотелось вцепиться в скамью, в дверной косяк, будто невидимый вихрь грозил унести ее из родной избы в неведомые дали.

Но от судьбы не увернешься, не спрячешься. И захотелось, чтобы поскорее настал вечер, поскорее пойти к Угляне и узнать наконец свою участь. Все что угодно лучше этой неизвестности!

* * *

Остаток дня Младина пряталась по углам и ушла из дому, едва солнце стало клониться к закату. Мужчины еще домой не вернулись, мать, Муравица и бабка провожали ее молча.

Идти предстояло долго, поэтому Младина снарядилась как следует: повязала голову теплым платком, надела вязаные шерстяные высокие чулки, праздничную шушку из белого сукна с полосками красной тесьмы на вороте и рукавах. С собой взяла лукошку.

Ближе к вечеру посвежело, дул ветер, шевелил ветви берез в первой листве. Благодаря этому шуму Младина отчетливо ощущала, что она в лесу одна. Именно сегодня казалось, что сам этот березовый шум лежит между нею и прочими людьми, будто горы высокие и реки быстрые.

Куда идти, она знала и не боялась скорого наступления темноты. Ах, если бы ее ждали лишь те же самые страхи, через какие в свое время прошла и мать, и Муравица, и бабка Лебедица – и та ведь была когда-то невестой, полной обычных надежд и ожиданий. Если это то же, что у всех, то Младина справится. Женские дела ей давались легко: «и прясть, и ткать, и узоры брать»[2], стирать и стряпать она умела не хуже других.

Пожалуй, в чем-то хорошо, что она идет одна. Будь тут сейчас сестры, стоял бы сплошной писк и визг. «Отдашных девок» у Заломичей в этом году было аж девять голов, но Веснояра, Лебедь и Домашка уже ходили в лес в прошлые годы, значит, остается шесть. Сейчас шептались бы, боязливо оглядываясь, уверяли, что вон за тем кустом волк, а вон там – леший, подзадоривали друг друга, разжигая взаимно страх и неуверенность. Но Младина чувствовала, что давно переросла эти детские глупости – когда только успела? В мыслях было лишь одно: а что, если у нее и впрямь «волховской недуг»? И если Угляна об этом знает?

Постепенно темнело. Настал час, когда вечерняя тьма и дневной свет находятся в равновесии – еще все видно, но уже не светло. В этот самый час Младина вышла к оврагу: он разделял нынешнее поле, которое на днях предстояло засевать рожью, и лядину десятилетней давности. Встав на гребень оврага, она вдруг увидела внизу, прямо на тропе, страховидную фигуру – вздрогнула в первый миг от неожиданности, но тут же взяла себя в руки. А было чего испугаться. Неизвестное существо ростом с человека стояло на двух ногах, но на плечах его лежала волчья шкура, а на голове щерилась зубастая волчья пасть. Руку с высоким посохом человек-волк держал на отлете, преграждая Младине путь через низину. Сумерки, особенно густые на дне оврага – будто темнота понемногу росла из-под земли и уже заполнила наиболее низкие места, – не позволяли рассмотреть его подробнее, и он казался какой-то темной, угрожающей громадой.

Но другого пути нет, надо идти. Младина спустилась по тропе и остановилась в нескольких шагах, ожидая, пока человек-волк заговорит. Она ведь идет «на тот свет», и волк охраняет дорогу туда.

– Куда идешь, отецкая дочь? – глухо спросил человек-волк из-под личины.

Он говорил полуразборчиво, словно не привык к этому, голос звучал глухо и невнятно, так что Младина с трудом его понимала.

– Послали меня в лес за огнем, вот и иду.

– На Ту Сторону нет хода таким, как ты.

– Пропусти меня, Велесов пес, я тебе пирожка дам. – Младина сунула руку в лукошко и вынула пирог с кашей и яйцом.

Сторож тропы протянул к ней лапу – вблизи стало видно, что это вполне человеческая рука, на которой не хватает двух пальцев. И тем не менее это был настоящий Велесов пес: Младина чувствовала, что он принадлежит к миру людей не более чем наполовину, а половина находится на Той Стороне, куда шла и она сама. Шла все это время, от самого Ладиного дня…

Сторож шагнул в сторону, освобождая тропу, и Младина прошла через овраг.

А наверху сразу наткнулась на еще одного человека. Будто поджидая ее, на тропе стоял рослый старик с белой длинной бородой, одетый в простую серую свиту, без шапки, с коробом за спиной и посохом в руке. Яркие голубые глаза были видны даже в сумерках.

– Здравствуй, внучка! – Старик приветливо кивнул ей.