«Перед группой армий „Б“, — сказано в соответствующем разделе директивы, — поставлена задача, как было приказано ранее, наряду с созданием линии обороны по реке Дон нанести удар по Сталинграду и разгромить формируемую там вражескую группировку, занять сам город и перерезать междуречье Дона и Волги в его наиболее узком месте, а также прервать движение судов на Волге.

Вслед за тем направить подвижные соединения вдоль Волги с задачей выйти к Астрахани и там также перекрыть главное русло Волги».

Если директива № 41 предписывала достичь сперва Сталинграда силами обеих групп армий и затем проводить дальнейшие операции, то директива № 45 требовала решить все эти задачи одновременно, иначе говоря, растянуть фронт от 800 километров в начале летнего наступления до 4100 километров после окончания планируемых операций. Это значило распылить силы обеих групп армий, хотя, как уже отмечено, наши собственные потери далеко не были восполнены.[26]

Директива ничего не изменила в задаче, поставленной перед 6-й армией уже после того, как 4-я танковая армия двинулась на юг; овладеть большой излучиной Дона — такова была наша ближайшая цель.

Мы перенесли свой командный пост еще дальше в глубь страны. Пока мой отдел следовал за ним на автомашинах, я вылетел вперед на «физелер-шторхе». Мы уже приближались к цели.

Под нами лежало одно из тех обычных здесь степных сел, что отстоят друг от друга на большом расстоянии, — с одноэтажными деревянными домиками, с цветущими палисадниками, с дворами, огороженными заборами, и с широкой и прямой главной улицей. На посадочной площадке меня ждал комендант штаба армии. Он коротко информировал меня об этом селе и обратил мое внимание на низенькое, довольно приятного вида кирпичное здание, которое стояло неподалеку. Вот туда-то он и собирался меня повести.

— Вы хотите поместить там мой отдел? Он покачал головой.

— Нет, я хотел вам кое-что показать. Да вы только зайдите туда!

Через открытую дверь я увидел какую-то лабораторию. На экспериментальных столах стояли штативы, колбы, спиртовки, пробирки, микроскопы. В белом застекленном шкафу лежали ножницы, пинцеты, шприцы, скальпели. Я огляделся и заметил стеклянные банки, в которых, очевидно, хранились химикалии, и разные бутылки с жидкостями. В довершение всего я обнаружил клетки с целой уймой белых мышей и морских свинок.

Как попала эта лаборатория в степное село? Для какой цели она предназначалась? Этого наш комендант не знал, как и я.

По дороге к дому, где помещался оперативный отдел, мы встретили начальника отдела. Я рассказал ему о нашем открытии. Он не нашел этому объяснения и решил поручить старшему переводчику заняться разгадкой сельской лаборатории. Переводчик узнал от одного старика, что основным занятием жителей этого села было животноводство. Лабораторию создало для них государство. Заведовала ею женщина, ветеринарный врач; когда подступали немецкие войска, она вместе со своими ассистентками скрылась и увела с собой скот в безопасное место. Я не раз потом проходил мимо этой маленькой зоотехнической опытной станции. Подле нее всегда находился местный житель — старик, оставшийся в селе. Очевидно, здесь была организована охрана лаборатории — доказательство того, как дорожили ею крестьяне.

Но у кого было сейчас время задуматься над тем, что коммунизм, по-видимому, принес пользу! В скором времени нас ждали сюрпризы совсем иного сорта, уготованные нам Советской Россией.

25 июля несколько офицеров штаба сидели после обеда в большой палатке, которая служила нам столовой. Начштаба только что ушел к себе. И тут явился вестовой с радиограммой, которую он вручил начальнику оперативного отдела. Тот сквозь зубы выругался, вскочил и бросился вдогонку за начальником штаба. Что же случилось?

XIV танковый корпус, продолжая наступление вниз по Дону, столкнулся к юго-западу от Каменского с превосходящими советскими танковыми соединениями. Уже несколько часов шел ожесточенный бой. Здесь русские не отступали. Вечером это подтвердил и XXIV танковый корпус, который был накануне снова подчинен армии и поддерживал наш 1-й армейский корпус, двигаясь в его авангарде к нижнему течению Чира. Однако при этом он наткнулся у Нижне-Чирской на мощный фронт обороны советских войск. Пехотные дивизии сообщали о сопротивлении, оказанном противником к западу от реки Лиски. После того как на оперативную карту были нанесены различные новые данные, стало очевидно, что Красная Армия закрепилась к югу от Калача на обширном плацдарме, простиравшемся от Каменского до устья Чира.[27]

Наши корпуса сделали попытку с ходу прорвать советский фронт обороны и отбросить Красную Армию за Дон. Но они натолкнулись на непреодолимое препятствие. Мало того, советские дивизии, использовав известные им наши слабые места, перешли 31 июля, в контрнаступление и отбросили за реку Лиска уже крайне измотанные немецкие дивизии.

Несколько дней 6-я армия была в опасном положении. Вдобавок русским удалось переправиться через Дон у Кременской на юг и закрепиться в тылу XIV танкового корпуса. Ему пришлось выделить несколько полков для обеспечения тыла с севера. Теперь XIV танковый корпус стоял, широко растянувшись, у Дона — к северу от Каменского. Западнее Клетской к 6-й армии присоединились пехотные дивизии, которые должна была сменить весьма медленно следовавшая за нами 8-я итальянская армия. VIII армейский корпус блокировал своими дивизиями советский плацдарм с северо-запада; на своем правом фланге он сохранял связь с LI армейским корпусом. Южный участок от нижнего Чира до этого пункта оборонял XXIV танковый корпус. В этом месте 6-я армия сперва отбивала атаки противника и одновременно готовила ликвидацию советского плацдарма.[28]