— Она совсем близко, родная моя. Совсем близко. Я не могу еёвидеть, но я… — длинный, свистящий вдох, — я слышу, как она закусывает. Иулыбается. — Произнося эти слова, он тоже улыбается — кровавой клоунскойулыбкой.

— Скотт, я не знаю, о чём ты говоришь…

В руке, которая мнёт топик, ещё остались какие-то силы. Онщипает её, и больно: когда позже, в номере мотеля, она снимет топик, под нимобнаружится синяк, метка настоящего возлюбленного.

— Ты… — свистящий вдох, — …знаешь. — Ещё свистящий вдох,более глубокий. И всё та же улыбка, словно они поделились каким-то ужаснымсекретом. Пурпурным секретом, цвета занавеса, а ещё — конкретных цветов,которые растут на конкретных, (замолчи, Лизи, замолчи) да, склонах холмов. —Ты… знаешь… поэтому… не оскорбляй… мой интеллект. — Ещё один свистящий,кричащий вдох. — Или свой.

И она полагает, что действительно что-то знает. Длинныймальчик, так Скотт называет это чудище. Или тварь с бесконечным пегим боком.Как-то она хотела посмотреть в толковом словаре» что означает слово «пегий», нозабыла… в забывчивости она поднаторела за те годы, что провела со Скоттом… Ноона знает, о чём он говорит, да, знает.

Он отпускает её топик, может, у него просто больше нет сил,чтобы сжимать материю пальцами. Лизи подаётся назад — чуть-чуть. Его глазасмотрят на неё из глубоких и почерневших глазниц. Они яркие, как всегда, но онавидит, что теперь они также полны ужаса и (вот это пугает больше всего)неприятного, необъяснимого веселья. По-прежнему очень тихо (может, чтобыслышала только она, может, потому что громче не получается) Скотт говорит:

— Послушай, маленькая Лизи. Я покажу тебе, какие он издаётзвуки, когда оглядывается.

— Скотт, нет… перестань.

Он не обращает внимания. Вновь со свистом-криком набирает вгрудь воздух, складывает влажные красные губы в плотное «О» и издаёт низкий,невероятно противный звук. В результате в воздух фонтанируют брызги крови.Какая-то девушка видит это и кричит. На этот раз копу не нужно просить толпуподаться назад. Она делает это сама, и около Лизи, Скотта и капитана Хеффернэнаобразуется пустое пространство. Лизи отмечает, что до ближайших голых ногпорядка четырёх футов.

Звук (дорогой Боже, это же какое-то хрюканье), на счастье,очень короток. Скотт закашливается, грудь тяжело поднимается, рана ритмичновыбрасывает новые порции крови, потом Скотт пальцем манит Лизи к себе. Онанаклоняется ниже, опираясь на руки. Его провалившиеся глаза подчиняют её себе.Так же, как и предсмертная улыбка.

Он поворачивает голову набок, сплёвывает наполовинусвернувшуюся кровь на горячий асфальт, вновь смотрит на жену.

— Я могу… так её позвать, — шепчет он. — Она придёт. Ты…избавишься от моей… надоедливой… болтовни.

Она понимает, что он говорит серьёзно, и на мгновение(конечно же, сказывается сила его взгляда) верит, что это правда. Он повторитэтот звук, только подольше, и в каком-то другом мире эта тварь, длинныймальчик, этот, владыка бессонных ночей, повернёт свою молчаливую голоднуюголову. А мгновением позже, уже в этом мире, Скотт Лэндон содрогнётся всемтелом на горячем асфальте и умрёт. В свидетельстве о смерти будет указана яснаяи убедительная причина, по которой оборвалась жизнь её мужа, но она будетзнать: эта жуткая тварь наконец-то увидела его, пришла за ним и сожрала живьём.

Вот так и возникла тема, которой они больше никогда некоснутся — ни с другими людьми, ни между собой. Слишком ужасная. У любогосупружества два сердца, одно светлое и одно тёмное. Эта тема — по части тёмногосердца, безумный, настоящий секрет. Лизи наклоняется к мужу, лежащему нараскалённом асфальте, совсем близко, в полной уверенности, что он умирает, нотем не менее стремясь удержать его в этом мире как можно дольше. И если радиэтого придётся сразиться с его длинным мальчиком (пусть из оружия у неё тольконогти, ничего больше), она вступит в бой.

— Ну… Лизи? — На губах эта отвратительная, всезнающая,жуткая улыбка. — Что… ты… скажешь?

Лизи наклоняется ещё ниже. В окутывающую Скотта вонь пота икрови. Наклоняется так низко, что распознаёт сквозь эту вонь запахи «Прелла»,шампуня, которым он утром мыл голову, и «Фоуми», крема для бритья. Наклоняется,пока её губы не касаются его уха. Она шепчет:

— Успокойся, Скотт. Хотя бы раз в жизни угомонись. Когдавновь смотрит на мужа, его глаза совсем другие. Из них ушла неистовость. Онипоблекли, но, может, это и хорошо, потому в них вернулось здравомыслие.

— Лизи?…

Она шепчет. Глядя ему прямо в глаза:

— Оставь эту долбаную тварь в покое, и она уйдёт. — Едва недобавляет: «Ты сможешь разобраться с этим потом», — но идея бессмысленна,сейчас Скотт может сделать для себя только одно — не умереть. Поэтому говоритЛизи другое: — И никогда больше не издавай этого звука.

Он облизывает губы. Она видит кровь на его языке, и желудокподнимается к горлу, но она не отстраняется от мужа. Понимает, что должнанаходиться максимально близко к нему, пока не подъедет «скорая» или пока он неперестанет дышать прямо здесь, на горячем асфальте, в какой-то сотне ярдов отместа его последнего триумфа. Если она сможет выдержать это испытание, товыдержит всё что угодно.

— Мне так жарко, — говорит он. — Если бы мне только далипососать кусочек льда…

— Скоро, — отвечает Лизи, не зная, сможет ли она выполнитьэто обещание. — Лёд тебе уже несут. — По крайней мере она слышит приближающуюсясирену «скорой». Это уже что-то.

А потом происходит чудо. Девушка с бантами на плечах иновыми царапинами на ладонях продирается сквозь толпу. Она тяжело дышит, какспортсмен после быстрого забега, и пот струится по щекам и шее. В руках онадержит два больших стакана из вощёной бумаги.

— Я пролила половину грёбаной «колы», пока добралась сюда, —она бросает короткий, злобный взгляд на толпу за спиной, — но лёд донесла. Лёдостал… — Тут глаза её закатываются, и она начинает валиться на спину, неотрывая кроссовок от асфальта.

Коп, охраняющий кампус (благослови его, Господи, вместе согромной бляхой и всем остальным), подхватывает её, удерживает на ногах, берётодин из стаканов. Протягивает Лизи, потом убеждает другую Лизи отпить холодной«колы» из стакана, который у неё остался. Лизи Лэндон на его слова внимания необращает. Потом, проигрывая всё это в голове, она: даже удивляется собственнойцелеустремлённости. Теперь в голове только одна мысль: Главное, не дайте ейупасть на меня, если она потеряет сознание, мистер Дружелюбие, — и Лизиповорачивается к Скотту.

Его трясёт всё сильнее, и глаза туманятся, уже не могутсфокусироваться на ней. И однако он пытается: