Анна работала в госпитале санитаркой, иногда там и ночевала, так что Шурочка проводила много времени у бабушки в театре. Когда вернулись в Ленинград, выяснилось, что у Шурочки большие способности к рисованию, ее отдали в художественную школу.

Прапрабабка Аглая умерла вскоре, прабабка Анна вышла замуж за военного врача, а бабушка Александра окончила Академию художеств и стала работать в театре художником по костюмам.

Настя очнулась от воспоминаний, потому что во дворе хлопнула дверца машины и заработал мотор.

Вот, уже люди на работу едут, а она все мечтает, спать не может. И так-то завтра физиономия будет ужасная, а если еще не спавши… Нет, нужно выбросить из головы все несвоевременные мысли и попытаться заснуть.

Настя закрыла глаза, и поплыли мимо декорации с нарисованными замками и деревьями, прудами, фонтанами и лебедями. Потом вереницей потянулись костюмы — длинные платья с корсетами и пышными юбками, бархатные камзолы и кожаные колеты, шляпы с перьями, гусарские ментики и кивера… Все такое знакомое с детства, когда она проводила много времени у бабушки в театре.

Вот один костюм с кружевным белым жабо оказался не просто так, а надет на демонического красавца с пышными усами. Красавец облизнул красные губы и сказал что-то, блестя глазами. Настя его не слышала, она уже спала.

В дверь позвонили.

Евдокия Михайловна надела очки, нашарила палку, поднялась с дивана и медленно, осторожно пошла в прихожую. Обошла вторую от стола паркетину — та давно шаталась, не дай бог, наступишь на нее, упадешь и сломаешь шейку бедра…

Перелом шейки бедра был главным ужасом, который представляла себе Евдокия Михайловна. Она жила одна, ухаживать за ней было некому, и если она сломает шейку бедра — останется совершенно беспомощной. Так случилось несколько лет назад с ее институтской еще подругой Машей Долгоносовой. Та была моложе Евдокии Михайловны, тогда ей было всего-то восемьдесят два, но вот сломала шейку бедра — и оказалась прикована к постели, да через два месяца и умерла…

Сама Евдокия Михайловна пока, слава богу, вполне управлялась со своим нехитрым хозяйством, сама ходила в магазин, сама готовила — много ли надо старухе!

Одно только плохо — зрение у нее с каждым годом слабело. Читать она уже не могла, а ведь чтение всю жизнь было ее самым главным удовольствием! К счастью, умные люди придумали аудиокниги, так что все свободное время (а у нее почти все время было свободным) Евдокия Михайловна проводила, слушая голос кого-нибудь из любимых артистов, читающих «Анну Каренину» или «Холодный дом».

Евдокия Михайловна подошла к двери, немного постояла, прислушиваясь, и громко спросила:

— Кто здесь?

За дверью раздался молодой мужской голос:

— Евдокия Михайловна, откройте, пожалуйста, это корреспондент газеты «Петербургское утро».

Евдокия Михайловна выглянула в глазок.

Впрочем, делала она это скорее по привычке. Этот глазок и так-то безбожно искажал человеческие лица, да прибавить к этому ее плохое зрение — так что большого прока от глазка не было.

Немногочисленные знакомые не раз предупреждали ее, чтобы она никому не открывала дверь. Разумеется, никому незнакомому. Потому что в наше время (впрочем, настоящее время Евдокия Михайловна не могла считать своим, ее время давно уже прошло), в это время развелось множество жуликов и мошенников, которые норовят проникнуть в квартиру одинокой старухи, чтобы украсть у нее последнее.

Правда, никаких особенных ценностей у Евдокии Михайловны не было, но жулики-то об этом не знают!

Но голос незнакомого мужчины показался ей приятным, вежливым, к тому же какой жулик станет выдавать себя за корреспондента? Скорее уж за представителя фармацевтической компании или работника жилконторы…

Честно сказать, Евдокии Михайловне просто было интересно, о чем хочет поговорить с ней корреспондент. В ее жизни давно не было никаких событий, и Евдокия Михайловна скучала.

Она вздохнула, уверила себя, что не совершает непоправимую ошибку и повернула головку замка.

Открыв дверь, она вгляделась в посетителя.

Он был совсем молодой — не больше сорока лет, и довольно симпатичный. Светлые волосы, серые глаза, приятная располагающая улыбка…

— Заходите, молодой человек! — старушка отступила, пропуская гостя в прихожую. — Вот здесь у меня тапочки.

Гость послушно переобулся и прошел вслед за хозяйкой в ее единственную комнату. Днем Евдокия Михайловна считала эту комнату гостиной, на ночь она превращалась в спальню.

Корреспондент уселся на предложенный ему стул, положил перед собой блокнот и маленький диктофон.

— Меня зовут Алексей, — проговорил он, улыбнувшись, — а ваше имя-отчество я знаю.

— Не хотите ли чаю, Алексей? — светским тоном спросила Евдокия Михайловна.

— Чаю? Можно, пожалуй, и чаю…

Евдокия Михайловна достала из серванта парадные чашки, вазочку с конфетами, отправилась на кухню за чайником.

Эти чашки ей подарили в театре, когда провожали на пенсию, и она берегла их для особых случаев. Но посещение корреспондента вполне можно считать особым случаем…

Все у нее в квартире стояло на привычных местах, поэтому она действовала достаточно уверенно, несмотря на плохое зрение. Медленно, конечно, но чего ждать от человека в ее возрасте?

— Итак, о чем же вы хотели со мной поговорить? — Евдокия Михайловна разлила по чашкам горячий чай и устроилась напротив гостя.

— О вашей работе в театре, — ответил тот, не задумываясь.

— В театре? — переспросила старушка и подперла щеку кулаком.

В театре она проработала большую часть своей сознательной жизни, но на таком маленьком, скромном, незначительном посту, что вряд ли могла заинтересовать газету.

— Если точнее, я хотел поговорить с вами об Александре Павловне Гордеевой.

— Вот оно что! — протянула Евдокия Михайловна.

Это многое объясняло.

Она действительно была хорошо знакома с Шурочкой Гордеевой, даже дружила с ней. А Шурочка была талант, большой талант!

Шурочка Гордеева работала у них в театре художником по костюмам, и созданные ею костюмы были восхитительны, многие спектакли именно им, Шурочкиным костюмам, были обязаны половиной успеха!

Правда, не все это признавали, и при жизни слава обходила Шурочку стороной. Тем лучше, что о ней вспомнили сейчас. Хотя бы сейчас! Лучше поздно, чем никогда!

— В одном крупном московском издательстве готовится к изданию альбом, посвященный театральным художникам нашего города, — продолжал корреспондент. — В этом альбоме большая глава посвящена творчеству Гордеевой. Поэтому редактор нашей газеты решил подготовить статью о творчестве Александры Павловны, приуроченную к выходу этого альбома.