– Нет, у нас здесь нельзя. Здесь социальная столовая, – пояснила ему Вера

–Значит, не снится, – сразу понял «гость».

На второе подали картофель с котлетой, а затем компот с булочкой. Подключилась к ситуации начальник управления, устанавливая очередность работы корреспондентов.

– Так, сначала областное, а потом вы, – кивнула она Ирине с Сашей. – А в конце газета. Всем понятно?

Осоловевший от сытной еды Иван с трудом соображал, что, собственно, от него хотят. Отвечая односложно на вопросы, задаваемые корреспондентами, он только и думал, как бы ему быстрее «смыться». Ему вдруг стало стыдно за свою рваную одежду, за зимние ботинки в разгар лета, за обросшую физиономию. Такого чувства он давно не испытывал, и когда Ирина спросила: «Как вы оказались в такой жизненной ситуации?», у него, где-то очень далеко, на самой глубине его изорванной судьбой души появилась крохотная, как Дюймовочка из сказки, надежда. Перед ним за доли секунды пронеслась вся его непутевая жизнь, начиная с демобилизации из армии, когда он, «дембель», весь увешанный значками и галунами, щеголял, выпив с друзьями перед девчонками с соседней улицы. Тогда он и увидел Аню, свою будущую жену. Она сразу «зацепила» его своими черными глазами, стройной фигуркой и исходившим от нее желанием иметь рядом надежного, крепкого мужика. А он таким поначалу и казался – крепким и надежным. Работал слесарем на шахте, получал достаточно хорошо. Потом появилась дочка, и впереди маячило вполне предсказуемое будущее: достаток, дети, внуки и достойная старость. Но все рухнуло в одночасье, пришла перестройка. Перестроили так, что шахта почти развалилась, и все влачило жалкое существование. Платить стали по временам года: весной, летом, осенью и зимой – т.е. 4 раза в год.

Анна, измученная безденежьем, стала его «пилить». Причем у Ивана было такое впечатление, что это не простая «ножовка», от которой хоть иногда можно отдохнуть, а бензопила «Дружба», потому что пилили его вдвоем, жена и теща, причем днем и ночью. Такого прессинга Иван не выдержал и запил «по-черному». И все покатилось: развод, увольнение, сгоревшие при пожаре все документы, ничего не осталось от прежней жизни. В начале его падения были моменты, когда он хотел вернуться к нормальной жизни, но куда бы он не обращался по поводу утраченных документов, везде нужны были деньги, какие-то подтверждающие документы, что он не верблюд, а человек – Иван Петрович Люсин. Конечно, если у него бы были хоть какие-нибудь родственники, может быть они и помогли, а так один он –

«гольный» сирота: ни семьи, ни своего угла. Так и продолжалась его беспросветная жизнь, в которой свои правила. Приятели, а вернее собутыльники, такие же, как и он, выброшенные из нормальной жизни люди. А потом наступил момент, когда и это стало нормальным образом жизни. Работать не надо, поесть всегда на помойке что-нибудь найдется, (люди стали жить лучше, судя по наполняемости мусорных баков). Ну и чего греха таить, иногда удавалось и своровать по мелочам, и сдать немного металлолома, и купить бутылку паленой водки. Ну, чем не жизнь? А других людей он уже и не замечал, для него они были в другом измерении.

И теперь ему так захотелось в это измерение, что очень больно защемило сердце, и появилась робкая надежда начать другую жизнь.

«А может, это та бабка вспомнила, что я спас ее от смерти и поэтому меня так здесь и принимают», – вдруг подумал он. Но потом решил, что она была в таком состоянии, в котором не могла вспомнить саму себя, а уж его-то тем более.

– Да долго рассказывать. Мне бы как-нибудь паспорт помочь восстановить.

–Да это же так просто. Напишите заявление в милицию и Вам восстановят все Ваши документы, – убила все его надежды Ирина.

Еще целый час отвечал на одни и те же вопросы Иван.

Потом все разошлись, и Вера напутствовала его на дорожку: «Вы там скажите своим…, – тут она запнулась, не зная как назвать его окружение –

БОМЖами как-то неудобно. – Знакомым, – подыскала она подходящее слово.– У нас столовая будет работать до конца июня, по понедельникам, средам и пятницам. Мы Вас ждем с нетерпением, приходите».

Люся кивнул и обреченно побрел к выходу на свое, видимо, определенное ему судьбой жизненное место.

Паспорт.

Участковый опер, старший лейтенант Разин, был известен и уважаем всеми жителями своего участка – даже местными пьяницами и БОМЖами, потому что был строг, но справедлив. Когда надо – «пропесочит» по полной программе, а когда и глаза закроет. На виду никто не выпивал и не дебоширил, и каждый знал свое место. Ну а если кто не понимал, Разин принимал самые жесткие меры. Рука у него была тяжелая, и после того, как он один, буквально за минуту, уложил трех разбушевавшихся хулиганов, которые попытались оказать сопротивление участковому, народ его зауважал.

Дело было днем. В скверике перед домом, где обычно сидели местные бабушки и занимались любимым делом – «перемывали косточки» жильцам дома, появилась группа подвыпивших парней в спортивной одежде. Они видимо уже изрядно «приняли» и «догонялись» пивом. При этом громко орали, лишь изредка включая в ненормативную лексику нормальные слова. Бабушки, как опытные разведчицы, оценив обстановку, не стали воспитывать молодежь, а сразу ретировались и позвонили участковому. Разин подошел уже через две минуты и, представившись, попросил ребят разойтись по домам.

– Ты че, командир, не видишь? Мы культурно отдыхаем и никого не трогаем… – по блатному растягивая слова, произнес самый рослый парень с короткой стрижкой. – Пока не трогаем, – добавил он и ухмыльнулся. На плече красовалась наколка в виде парашюта, видимо, служил в десанте.

– Вот дома и отдохнете. А если не понимаете, то у меня есть в отделении гостиница. Только она вам дорого обойдется.

– Ты че, «мент», «оборзел»? Да я таких салаг, как ты, пачками валил, – подключился второй, видимо, тоже «дембель».

– Дааа, видно, мозговой «предохранитель» уже не срабатывает, – подумал про себя Разин и решил не обострять ситуацию и вызвать наряд. Но неожиданно парень, который стоял рядом, попытался ногой ударить в голову Разина. Вот только откуда же ему было знать, что тот с 14 лет занимался боксом, и реакция у него была мгновенная. Поставив блок, Разин коротким боковым ударом уложил буяна рядом со скамейкой. Остальные двое, приняв стойку пьяных каратистов, бросились на участкового. Дальше была двухходовая комбинация – шаг вправо-удар, шаг влево-удар и еще двое лежащих у скамейки. Раздались громкие аплодисменты. Это аплодировали жильцы дома, которые с балконов наблюдали за происходящим. Одно дело