Великан рявкнул глухо, оскаленный рот с гнилыми зубами зарос грязной бородищей, монстр тряхнул башкой раздраженно, и патлы цвета грязной меди закрыли полыхающие глаза. Великан сел, взял ошкуренный ствол и любовно пригладил дубину.

Лицо Гахериса стало задумчивым.

— Хм, может, Громерсрона размять? Хотя — нет, будет скучно. Эй, выведите их на середину лагеря, дайте оружие. Да, и приволоките благородную девку из моего скромного жилища. Растолкуйте, что если будет кричать, отрежем язык.

— Ты мерзавец! — воскликнул рыцарь.

Его толкнули в спину:

— Шагайте, сэр.

Боль накрыла огненной волной, схлынула, смыв остатки тепла. Кожа покрылась холодной пленкой, звенящая слабость пригнула к земле.

— Джонни, ты — садист, — сказал главарь с шутливым порицанием. — Надо было зарезать либо оглушить. Видишь, как мучается? Мы ведь не звери.

Громерсрон рыкнул, шмякнул дубиной по земле, отчего бревна в костре подпрыгнули, осыпаясь рубиновыми углями.

— Я и хотел его упокоить, Гахерис, — сказал Джонни. — Да больно крепок оказался, живуч.

— Но силы потерял, — сказал кто-то. — Ставлю на молоденького. Ишь, как зырит!

Лиходеи загомонили, послышался звон монет. Гарет держался подчеркнуто гордо.

Джонни тяжело съездил ему по затылку:

— Не балуй! Надулся прынцем.

Со стороны хижин донеслись звуки возни, сдавленный вскрик. Сердце рыцаря замерло, баюкая тяжелую боль.

Леди Хелию вели с заломленными руками, во рту — грязная тряпка, в гиацинтовых глазах — гнев и отчаяние.

Инконню отметил с горечью бледность ее лица. Фрейлина уставилась в землю, на щеках блестели хрустальные бусины.

— Дайте мой меч! — прошипел Инконню.

— Э, нет, сэр, — сказал Гахерис. — Тогда и сопернику такой. А где взять? Деритесь обычными.

Двое разбойников не без опаски вручили им плохонькие мечи. Гарет в предвкушении лихо разрубил воздух, а рыцарь едва не выронил меч, оперся на клинок под глумливые смешки.

— Избавьте леди от грязной тряпки, — попросил он главаря.

— Нет, — улыбнулся тот. — Хочу насладиться боем без бабских причитаний. Покричать она у нас еще успеет.

Громерсрон облизал губы. Чудище в грязных лохмотьях хотело приблизиться к месту схватки, но Гахерис сжал рубин в оправе — и великан сел, полируя дубину шершавой ладонью размером с рыцарский щит.

Гарет поводил плечами, мечом описывал «восьмерки», шумно раздувал ноздри.

— Хватит играть в гляделки, — озлобился главарь. — Светает. Начали!

Гарет дернулся, как от пощечины, и кинулся на него со сдавленным рыком. Инконню отразил неумелый удар. Оруженосец ударил вновь, с радостью видя отступление рыцаря. Оруженосцев больше учат орудовать пикой, чему Инконню порадовался, легко отбиваясь.

Разбойники орали, топоча ногами, оглушительным свистом тревожа привязанных коней. Громерсрон следил за схваткой азартно, стискивая кулачищи, по бороде текла слюна, а Гахерис успевал еще и метать взгляды на фрейлину, и наслаждался, видя страх в гиацинтовых глазах.

Рыцарь постепенно размялся, утраченная гибкость вернулась к нему. Чернота меж деревьев разбавилась серой мглой, близкий рассвет будто придал силы. Рыцарь отбивался все увереннее, Гарет бесился, брызгал слюной, мечом орудовал, как дубиной.

Вот Инконню отбил мощный удар и ответным выпадом заставил оруженосца отпрыгнуть. Разбойники заорали громче.

— Безродный, безродный! — пыхтел Гарет.

Рыцарь всхрапнул оскорбленно, и Гарет зашатался под градом ударов, рубашка на плече разлетелась в клочья. Разбойники встретили первую кровь восторженным ревом.

Рыцарь теснил оруженосца, тот почти падал, скользя по влажной земле, отмахивался обреченно. Еще удар. Еще — Гарет едва успевал подставлять клинок. Рыцарь надавил корпусом — и оруженосец отлетел, будто игрушка, растянулся на земле.

Громерсрон довольно рыкнул, ладонью обхватил человека, поднес ко рту. Инконню отступил, тяжело дыша. Разбойники от неожиданности притихли.

Гарет дико вопил, ногами дергал нелепо. Голова его уже исчезла в зеве с гнилым частоколом, зубы начали смыкаться.

Гахерис с ироничной улыбкой сжал рубин: великан с огорченным воплем поставил оруженосца на землю и разжал ладонь. Гарет порскнул прочь кузнечиком.

Орущего в испуге оруженосца остановил удар в челюсть. Разбойник склонился над распростертым, погрозил пальцем:

— Вставай, бой не кончен.

Гарет смотрел на него как побитая собака, получившая пинок под ребра.

— Да, Гахерис! — молвил разбойник, вытирая глаза. — Такого удовольствия я давно не получал. Даже эта, — кивок на Хелию, — так не усладит. Чего разлегся?! — повернулся он к оруженосцу. — Пшел!

Гарет поднялся, заковылял на дрожащих ногах к Инконню.

— Медленно идет, помогу, братцы!

Пинком получив ускорение, оруженосец побежал, чиркая носом сырую землю. Инконню посмотрел на группу здоровых мужчин, наслаждающихся чужой болью, его передернуло от отвращения.

Великан, словно кот у клетки с птицей, топтался на месте, при взгляде на недавнюю жертву в желтых глазах загорался плотоядный огонек.

Гарет затрясся, неохотно склонился над мечом.

— Не бойся, — крикнул главарь, — он порядочный, безоружного не тронет. Не то что ты. Еще разобраться надо, кто благородный?

Гарет, всхлипнув, пошел в атаку. Инконню легко отбивал удары, но в глубине души шевелилось мерзкое чувство. Слепой от слез оруженосец рубанул воздух и провалился, услужливо подставив сгорбленную спину под решающий удар.

Рыцарь сдержал руку, скользящим шагом оказался позади и с удовольствием пнул ногой пухлый зад. Гахерис нахмурился, обеспокоенно сжал рубин — великан откликнулся раздраженным рыком. Разбойники в изнеможении держались за животы.

Фрейлина опустилась на траву. Бессилие и боль отражались в гиацинтовых глазах девушки. Рыцарь не мог этого не заметить.

Оруженосец вновь бросился в атаку, и ход боя неожиданно поменялся: Гарет без устали колотил мечом, а рыцарь шатался, словно силы оставили его и рукоять выламывала пальцы. Внезапно он оступился, взмахнул руками, и лиходейная орава восторженно ахнула: клинок оруженосца скользнул от ключицы до пояса противника. Рубашка рыцаря мигом покраснела, набухла кровью.

Гарет оторопел. Почти проигранный бой негаданно обернулся победой. Главное — дать истечь кровью наглому выскочке, а затем добить красивым ударом.

— Что стоишь, добивай?!

— Добей, а то великану на корм пойдешь!

Оруженосец глянул на Громерсрона, стоящего позади раненого рыцаря, и задрожал. С невнятным рыком обрушил страшный удар сверху вниз. Инконню рывком, отнявшим остатки сил, вздернул меч. Руку рыцаря сотрясла отдача, лицо ожег рой искр: противники отлетели в разные стороны, будто половинки полена после удара топором.