Единственное, что не вязалось с ее обликом, был взгляд – холодный, цепкий, оценивающий. Он не то что с рентгеном, с МРТ мог посоперничать.

– Вовремя, вовремя, – сообщила она нам. – Как раз чаек села попить в саду, а тут и вы приехали. С гостями-то за столом сидеть веселее, чем в одиночку.

– Добрый вечер, – поприветствовал я ее. – Да все равно мне как-то неудобно. Вот так завалиться в гости посреди недели, вечером…

– А я на пенсии, – бодро заявила она. – У меня теперь любой день выходной. Вы же молодые, у вас сил полным-полно. Эх, помню, я в ваши годы неделями не спала, веселилась!

Знать бы еще, на какие именно годы в мировой истории ее юность выдалась. Может, в то время как раз поляки на нашу землю напали, и она по лесам от них бегала, потому спать было некогда. Панове их племя сильно не любили и потому жгли ведьм более чем охотно, совмещая данные забавы с другими не менее увлекательными занятиями, вроде войны, грабежей и лихого шляхетского пьянства. После князя-вурдалака я ничему уже не удивлюсь.

В саду и впрямь был накрыт стол, причем без особого шика. В самом деле обычное дачное чаепитие – баранки, ватрушки, вазочка с конфетами, розетки с парой видов варенья. Что любопытно – кроме верховной ведьмы я более никого вокруг не приметил. Она, мы и комары – вот и все, кто были в саду.

Странно. Хотя – может, ее подручные в доме засели, в окна глядят?

– Чаек сама заваривала, – ворковала Марфа, наклоняя заварочный чайник над моей чашкой. – С мелиссой, с мятой. В травах, Валера, вся сила, уж поверь мне. Все хвори могут вылечить, абсолютно все. Надо только знать, какая травка от чего поможет, да как их верно смешать.

– Знание – сила, – поддержал я ее.

– Уходят знания, уходят, – пригорюнилась старушка, усаживаясь на стул. – Как вода в песок. Старики покидают этот мир, молодым ничего не надо, у них один ветер в голове.

Интересно, а можно тут что-нибудь есть? В смысле – мало ли, что они в эти ватрушки могли подмешать из числа тех же травок. Съем сейчас что-нибудь и стану братцем Иванушкой, с копытцами и рожками. Вот только на Аленушку мою надежд никаких нет, она только обрадуется подобному повороту событий.

– Ешь, – меленько рассмеялась Марфа. – Не бойся. Ты в моем доме, Валерий, опасаться нечего. Да и потом – ты же известил своего приятеля о том, куда именно ты поехал, верно? Мне проблемы ни с ним, ни с его коллегами не нужны. Я их не боюсь, но тратить время на бесплодную борьбу не желаю.

Проницательная какая, ничего от нее не скроешь. Хотя, может, оно и к лучшему.

– О подобном не мне судить. – Я выбрал ватрушку с наиболее поджаристым боком и лихо откусил от нее почти половину. – Вкусно! Так вот, – ваши дела – это ваши дела, я в них не лезу.

– А тебе и не положено, – заявила старушка, подцепив из сахарницы большой кусок какого-то странноватого сахара, очень плотного и очень белого. Я такого и не видал никогда. – Хранителю Кладов в наших дрязгах делать нечего, у него другое призвание и другая судьба, не похожая на остальные.

– Уважаемая Марфа… – Я запнулся. – Простите, не знаю вашего отчества, вы его не называли.

– Петровна я, – чинно ответила старушка. – Но ты не продолжай, я знаю, о чем пойдет речь. Ты сообщишь, что человек простой, дипломатию не уважаешь, потому хочешь сразу услышать, что мне от тебя надо.

– В принципе, все так, – признал я – За одним исключением, Марфа Петровна. Что надо – и так понятно. Непонятно, с чего вы решили, что чаепитие поможет вам достичь желаемого результата. Не хочу прослыть неблагодарным ватрушкоедом, потому сразу скажу – нет. На вас я работать не стану. Не хочу.

– Дело только в нежелании? – отхлебнула чаю Верховная ведьма. – Или на то есть другие причины? Например, договор, который был заключен с вурдалаками? Причем сразу с двумя кланами одновременно.

– Восхищен вашей информированностью. – Я отсалютовал Марфе чашкой.

А Шлюндта она не упомянула. Отчего? Не знает? Или не хочет его имя произносить по какой-то причине?

– А я поражена твоей неразборчивостью. – Милая старушка начинала постепенно переставать быть таковой, появилось в ее лице что-то резкое. – Связаться с кровососами – верх глупости и доверчивости.

– Не понимаю, отчего у вас к ним такое отношение, – заметил я, беря еще одну ватрушку. – Неглупые ребята, знающие, чего хотят. Ну да, излишне грубоваты, да и деньги у них в карманах не держатся, но живут-то красиво! И дела ведут честно.

– К ним не очень подходит слово «живут», – назидательно заметила Марфа. – Они давным-давно мертвы. А уж про честность их я и упоминать не желаю. Какой смысл говорить о том, чего нет?

– Ну это смотря на чьем фоне, – хмыкнул я. – Если на вашем – так они агнцы божьи.

Можно было бы еще немного поразвлечься беседой, в которой каждый из нас пускал в ход фразы с двойным, а то и тройным дном, но, боюсь, далековато мне вот до этой милой старушки, уделает она меня в словесной дуэли как бог черепаху.

– Мне очень не нравится, когда оскорбляют мой ковен. – Голос Марфы был настолько холоден, что чай вот-вот должен был превратиться в лед. – Особенно безосновательно.

– Я бы так не сказал. Ну в смысле безосновательности. Вам разве Абрагим еще не позвонил? Он собирался, потому что непосредственно вы своей выходкой его очень крепко разозлили.

Ого, как краска от щек Стеллы отлила, сидит бледная как смерть.

– Я разозлила Абрагима? – неподдельно изумилась Марфа. – Ты о чем? Какая выходка? Человек, я чту Покон и ту его часть, что говорит о неприкосновенности гостя, но не настолько, чтобы выслушивать подобные речи.

Разумеется, я тут же рассказал ей о произошедшем, убрав из рассказа упоминание о Ласло, но зато напирая на тот факт, что молоденькие ведьмочки всячески давали нам понять, что за ними кто-то стоит, кто-то очень весомый, хотя имя его и не называли. Но нам с достопочтенным Абрагимом было трудно представить себе кого-то более авторитетного, чем уважаемая Марфа Петровна. Нет, есть в столице и другие ковены, но рассматривать их всерьез никто, разумеется, не станет.

Та, не перебивая, дослушала меня до конца, причем к финалу от доброй старушки, которая встретила нас у калитки, почти ничего не осталось. Нет-нет, клыки не вылезли, рост не увеличился, а кудряшки не развились, просто перестала она изображать из себя того, кем не являлась. И очень хорошо, не люблю я, когда волк в овечью шкуру рядится.

– Замечу – это не единственный случай, когда мне мешали жить ваши… э-э-э-э… подчиненные, – закончил я свою речь. – Стелла – это Стелла, я к ней уже привык, но во всем нужна мера, согласитесь? Вы же, уж простите мое юношеское нахальство, ее, похоже, не знаете. А теперь еще и желаете пообщаться со мной на тему любви и дружбы. Вам не смешно? Я уж помалкиваю, в каком гневе был Абрагим, и чего мне стоило…

Марфа, кивая в такт моим словам, встала из-за стола, подошла к Стелле и отвесила ей пощечину, такую, что у девушки голова назад мотнулась, и чуть зубы из рта не вылетели. Прямо по-мужски так ее ударила, со всего маха. Моя приятельница скривилась от боли, из краешка рта у нее скользнула тоненькая струйка крови.