Склонившись в грациозном реверансе, она простилась с супругами и, улыбаясь, вышла.

– Вы удовлетворены? – тихо спросил маркиз.

– Конечно, я очень рада, – ответила супруга.

Она разрыдалась, будучи уверенной в том, что ее супруг подойдет к ней, чтобы обнять, разделить ее чувства. Однако он даже не пошевелился; его руки были скрещены на груди, а взгляд блуждал где-то далеко.

Полчаса спустя хозяин Бельвю галопом гнал своего жеребца по дороге, тянущейся меж виноградниками. Его раненое сердце билось в диком темпе скачки, а угловатое лицо выражало боль и неверие.

Эдмон остановил лошадь у старинного каменного креста, стоявшего на опушке дубовой рощи.

– Почему, Боже мой? – с горечью воскликнул он. – Зачем ты посылаешь мне такое испытание, зачем приводишь ко мне Амелию, если я должен ее потерять?

Поместье Бельвю, среда, 8 августа 1888 года

Первые дни августа протекли в атмосфере полной безмятежности. Причиной тому была сильная жара, что для Шаранты не редкость. Ставни в особняке с полудня до наступления сумерек оставались полузакрытыми, солнце нещадно жгло подстриженную траву, а по вечерам, когда воздух немного свежел, были слышны знакомый хор сверчков и звонкое пение жаб.

Жатва закончилась, и теперь все фермеры ждали, когда же придет время собирать виноград.

В тот день на Софи де Латур было легкое платье из белого коленкора. Ее нежно-розовая кожа придавала тонкой ткани жемчужный блеск, и в этом наряде, слегка небрежном, маркиза казалась еще красивее.

Глядя на нее, Амелия почувствовала, как что-то неприятно кольнуло в сердце. Талия Софи оставалась тонкой и гибкой, тогда как Амелия поправилась. Неделю назад она сменила свои привычные наряды на более свободное платье, сшитое портнихой маркизы.

В это послеполуденное время обе женщины сидели в гостиной – наиболее прохладном в летний период помещении в доме.

– Еще никогда июль не дарил мне такой безмятежности, – произнесла Софи, стоя у окна. – Все благодаря вам, Амелия, благодаря вашему решению. Со времени того столь значимого разговора на следующий день после бала, когда вы согласились доверить нам вашего ребенка, я каждое утро просыпаюсь, обезумев от счастья.

– Не будем об этом, дорогая подруга, – взмолилась юная баронесса. – Однако, признаюсь, мне теперь тоже гораздо спокойнее. Важно только будущее этого крохотного невинного существа, которое заслуживает того, чтобы иметь отца и мать.

– К тому же императрица одобрила наш план! Боже мой, дорогая Амелия, я живу словно в сказке, в замечательной сказке!

Ошеломленный, Эдмон де Латур наблюдал за тем, как благодаря согласию крепнет дружба между его супругой и их подопечной. Софи и Амелия стали практически неразлучны, и с течением времени характеры обеих женщин менялись.

«Моя супруга стала не такой взбалмошной. Она часто бывает серьезной, да и кокетничает меньше. Она читает стихи и увлекается шитьем, – проносилось у него в голове. – Лицо Амелии уже не столь печально. Несколько раз я слышал, как она смеется».

Хотя такое положение вещей его радовало, маркиз чувствовал себя изгнанным из этого маленького женского круга. Во время совместных трапез для него было утомительно поддерживать беседу, и, по мнению Софи, он все больше мрачнел. Она не замечала беглых пылких взглядов, которые он бросал на Амелию.

Для того чтобы снять напряжение, хозяин поместья при любой возможности ездил верхом, а возможность такая выпадала часто. Виноградники требовали постоянного ухода, почти ежедневного. Эдмон пользовался этим и нередко задерживался у фермеров.

Его частые отъезды не беспокоили маркизу: она заботилась об Амелии, как о сокровище, а это отнимало у нее немало времени. Вот и теперь, в приятной прохладе гостиной, она встревоженно всматривалась в лицо молодой женщины.

– Ребенок шевелился этим утром? – спросила она.

– Да, Софи. Уверяю вас, ребенок шевелится часто и кажется мне энергичным.

Сидящая в глубоком кресле баронесса вновь вернулась к работе: она обшивала кружевом белую шерстяную кофточку. Амелия улыбнулась, вспомнив о том, как впервые ощутила резкий толчок ребенка.

«Это было в июне, накануне праздника, но я не решилась об этом рассказать… Какое странное чувство: ощущать в себе жизнь, новую жизнь!»

Амелия поспешно прогнала из головы эту мысль. Это далось ей довольно легко: она запрещала себе считать ребенка родным.

– Кстати, дорогая Софи, – заговорила она, чтобы перевести мысли в другое русло, – я сделала то, о чем вы попросили меня позавчера. Вышло довольно кратко, однако точно.

– Уже? Спасибо, Амелия, я рада.

Маркиза, по-прежнему очарованная императрицей, желала знать, сколько сестер и братьев было у Сисси. Юная баронесса посчитала, что в силах удовлетворить ее любопытство.

– Возьмите, – сказала она, протягивая ей листок веленевой бумаги цвета слоновой кости. – Читайте, Софи…

– В таком случае я буду читать вслух, если вы не возражаете.

– Нет, конечно же. Предупреждаю вас: я записала все, что приходило мне в голову, отрывочно и не особенно талантливо.

– Ничего страшного! – ликовала маркиза.

Она села напротив Амелии, на обитую розовым бархатом скамеечку. Ее лицо светилось от восторга, как у маленькой девочки. Следя за своей интонацией, она принялась читать с выражением:

– «Старший брат Сисси, Людвиг Вильгельм, родился в 1831 году, однако отказался от своих прав на наследство, чтобы жениться на любимой женщине, актрисе Генриетте Мендель». Боже, как это романтично! – воскликнула Софи. – «Малыш Вильгельм Карл, родившийся, как и Сисси, рождественским вечером, в 1832 году, прожил всего три месяца». Господи, всего три месяца! – заметила она, не обратив внимания на то, что холодок тревоги заставил Амелию вздрогнуть. – «Затем – Елена Каролина Тереза, родившаяся в 1834 году, первая дочь герцогини Людовики и герцога Максимилиана. В Баварии ее называли Нене. В 1858 году она вышла замуж за принца Максимилиана из династии Турн-и-Таксис. Увы, в 1867 году принц умер, и Елена и четверо их детей впали в отчаяние».

Удрученная маркиза вздохнула, затем снова принялась за чтение:

– «Елизавета Амалия Евгения, наша Сисси, родилась спустя три года, в 1837-м, за ней, в 1839-м, – Карл Теодор. Его прозвали Gackel, что означает “петушок”. Первой его супругой стала София Саксонская, которая в совсем юном возрасте скончалась от гриппа, второй – Мария Жозефа, инфанта Португальская. Он хотел стать врачом… если я не ошибаюсь».

– Некоторым из детей Людовики давали прозвища, – уточнила Амелия. – Это так мило, не правда ли?

– Я придумаю прозвище для малыша! – обрадовалась Софи. – «Также она произвела на свет Марию Софию Амалию, в 1841-м, которая вышла замуж за Франциска II, короля Обеих Сицилий, затем, в 1843-м, – Матильду Людовику, получившую прозвище Spatz, то есть “воробышек”. Она стала супругой принца Обеих Сицилий Луи. Наконец, София Шарлотта Августа, рожденная четырьмя годами позже, в 1847-м, двадцать лет назад вышла замуж за принца Фердинанда Орлеанского. Младший сын, Максимилиан Эмануэль, или Mapperl, родился в 1849-м и благодаря участию императрицы вот уже тринадцать лет женат на принцессе Амалии Саксен-Кобург-Готской». Как вас отблагодарить, Амелия? – Софи была в восторге. – Мне нужно обзавестись портретами юных сестер Сисси. А почему вы написали «благодаря участию императрицы»?