Сначала разговор в Пушкино шёл в умеренных тонах, но общего языка находить не удавалось, это возбуждало Г. М., и он начал повышать голос, закончив обвинениями в необъективности и бюрократизме. Он вошёл в раж, покраснел, и я его долго потом успокаивал.

Перед рассмотрением поступившего заявления о вступлении в члены ДСК и началом всей процедуры распределения участков мы в правлении поняли, что это благоприятный момент для погашения если не всех, то большинства штриховок. Когда Г. М. Белогурова вызвали в Пушкино, и председатель горисполкома давал указания по Г. Л. Котову, был затронут вопрос о штриховках. «Вы там понастроили, мы разберёмся, постараемся решить в положительном ключе». Это обещание начальства было затем в определённой степени исполнено.

Помню первое появление Г. Л. Котова на правлении, которое происходило на квартире Е. И. Горбуновой около гостиницы «Украина». Г. Л. снял в прихожей обувь и сидел на правлении в носках. Ходили слухи, что жена Г. Л. являлась дочерью М. Яснова, председателя СМ РСФСР; для правления этот факт (истинный или ложный) значения не имел. Документы были в полном порядке, ответы на вопросы были краткими, но ясными. Манера поведения скромная и достойная. Г. Л. был принят на правлении в члены ДСК. Довольно быстро был разработан и утверждён проект дачи Г. Л. Котова, строение было возведено, и мы с В. Н. Сергиевским с рулеткой в руках замерили площади построенного дома, но особых отклонений от проекта не нашли. Внешний участок освободившейся территории был предоставлен для строительства Г. И. Миценко. Оставалось ещё два участка. Как попал Е. Р. Симонов в список претендентов? Точно этого тогда никто из нас не знал. Но были предположения. Одно из них сводилось к следующему. Как известно, в 1968 г. умер выдающийся советский режиссёр и актёр, главный режиссёр театра им. Вахтангова Рубен Николаевич Симонов. Его сын Евгений Рубенович Симонов работал режиссёром в театре им. Вахтангова и Малом театре и в 1968 г., после смерти отца, был назначен гл. режиссёром театра им. Вахтангова. Е. Р. и при жизни отца, и после его смерти поставил целый ряд спектаклей, в т. ч. известную «Филумену Мартурано» Де Филиппо, где играл его отец. Популярность театра им. Вахтангова была всегда высокой. По-видимому, на одном из спектаклей побывал кто-то из членов Президиума ЦК КПСС (возможно, Л. И. Брежнев), и на стандартный вопрос «есть ли просьбы?» Е. Р. ответил: «Дачный участок в ближнем Подмосковье», что было, конечно, обусловлено сложившимися тогда у него семейными обстоятельствами. Просьба была занесена в реестр, и с ним были ознакомлены в аппарате ЦК КПСС. Там, наверное, были свои очередники. Вот почему вместе с известным именем Е. Р. Симонова в списке претендентов на два освободившихся участка в ДСК «Работники искусств» появилось имя помощника Генсека, остепенённого сотрудника аппарата ЦК Кузмина. Е. Р. (впрочем, как и Кузмин) побывал на территории и пришёл в правление ДСК. Он высказал свои предпочтения, но ему ответили, что в данном случае правление не определяет приоритеты и ему надо договариваться там, наверху. Спросил он и о процедуре вступления. Я ему сказал, что он может не сомневаться, что его примут в ДСК. Вопрос в другом, добавил я, что вы построите и как это утвердить. Обоих приняли в члены ДСК. Спустя какое-то время Е. Р. показал мне где-то добытые им планы, но затем привёз стандартный маленький домик и поселил в нём актрису Рязанову. Она жила в нём, по-моему, и зимой, была коммуникабельным и весёлым человеком, но вскоре заболела раком и умерла. Избушка стояла сначала пустой, а затем её снесли. Е. Р. нанял архитектора, который создал ему проект кирпичной дачи, больше похожей на дворец. Рабочие на основе этого проекта заложили фундамент и начали вести кладку. Приехавшие сотрудники районного БТИ, посмотрев на всё это, сказали, что они не примут такой дворец ни на каких условиях. Рабочие ушли, стройку заморозили, и помню, как мы с В. Б. Куровым лазали по кладке, вымеряя внутренние размеры этого недостроя.

Я несколько раз встречался с Е. Р., стараясь доказать, что не нужен ему такой дворец и следует умерить аппетиты. Я ему говорил, что его высокие качества известного режиссёра, драматурга и просто талантливого человека входят в противоречие с любыми проявлениями гигантомании или излишнего потребительства. В ответ он ругал не меня, а тех, кто, по его мнению, мешает ему работать и жить. В состоянии недостроя кладка простояла довольно длительное время, затем проект был переделан, и строительство завершено. К этому моменту Е. Р., по-видимому, потерял интерес к дачной проблеме, редко появлялся, а затем передал строение и участок дочери. Насколько мне известно, в новых экономических условиях, после смерти Е. Р. она продала дачу.

Второе дело было связано с распределением земельного участка Г. И. Гояна. В начале 70-х годов Г. И. был вполне работоспособным человеком, интересовался работой правления, и мы, встречаясь, обсуждали с ним эти и другие проблемы. Затем он заболел, болезнь прогрессировала, возраст усугублял положение и, как мне рассказывала соседка, имевшая связи в ГИТИСе, где работал Г. И., ректорат предложил ему освободить должность завкафедрой, на что Г. И. угрожал обращениями наверх вплоть до Генсека. В 1980 г. Г. И. Гояна не стало, квартира и дача перешли по наследству его жене. Она долго на даче не появлялась, и когда я её увидел, обратился к ней с просьбой поискать в архивах мужа старый генплан посёлка с геоподосновой, образца 1936–1937 гг., что тогда нам было крайне необходимо. Через некоторое время она сообщила, что ничего не нашла, в разговоре посетовала на плохое самочувствие. Передо мной стояла пожилая женщина, страдавшая от одиночества. В 1985 г. мы узнали, что она умерла. По просочившимся слухам, квартиру вскрыли, богатую библиотеку Г. И. вывезли и распродали, а имущество расхитили. Сразу же на даче появился крепкий молодой человек, а с ним женщина с малолетним ребёнком. У них, очевидно, были ключи от дома, где они спали. Вначале никаких подозрений это не вызвало. Некоторые же сдавали помещения дачникам. Еду не готовили, а привозили из ресторана на автомашине. Из разговоров с новым жильцом стало очевидным, что он хорошо знал супругу Г. И. Гояна. Потом он стал представляться её родственником, племянником. Документы, затребованные у него правлением, ни о чём не говорили, ибо племянник мог иметь любую фамилию. Так новые жильцы прожили несколько месяцев. Ближе к зиме они исчезли, а через некоторое время, когда в посёлке уже почти никого не было, неизвестные люди сожгли дачу Г. И. Гояна. Подозрение сразу же пало на уехавшего жильца, но доказать что-то никому не удалось.

К этому времени у нас появился новый председатель правления ДСК. Им стала художница Елена Александровна Симонова. Она попыталась расширить состав членов ДСК за счёт привлечения новых деятелей искусства и культуры. Пользуясь её приглашением, к нам приехала Алла Борисовна Пугачёва. Её сопровождал эскорт мужчин во главе с директором труппы и поэтом Ильёй Резником. Они походили по посёлку, посмотрели участки, место им понравилось. Собрались для обсуждения в правлении. Помню, что задал ей вопрос: предположим, что вы построитесь, заселитесь, всё будет у вас хорошо, но вы в фаворе и как мы будем спасаться от толп ваших поклонников и фанатов? Недолго думая, она ответила: «Давайте построим забор вокруг посёлка». Какой забор, подумал я и, вспомнив борьбу Масленниковой, жены С. Лемешева, с лемешихами, вопросов больше не задавал. Правление ДСК со своей стороны снабдило заявление А. Пугачёвой всей необходимой положительной документацией, но должен, к сожалению, сказать, что, несмотря на выдающийся талант, проявленный А. Б. именно в те годы, власти отказали ей в приёме в ДСК: зам. председателя СМ РСФСР (фамилии не помню) наложил вето на её заявление.