Утро выдалось прекрасным. Яркое солнце било в глаза, в воздухе висела морозная пыль. Диана и Люда стояли возле своего «УАЗа» – зеленого, пыльного, с пулевыми отверстиями и красными звездами, и ждали, когда объявят регистрацию участников. Чуть поодаль, за веревочной оградой с красными флажками, стояла толпа корреспондентов с камерами. Над головами девушек висела огромная вывеска: «Ралли „Русская зима“.» Генеральный спонсор – компания «Хладожарпромторг».

– Люська, я мандражирую, – сказала полненькая Грицак. – Особенно я нервничаю, когда смотрю на вывеску. Никак не могу понять, чем может заниматься фирма с названием «Хладожарпромторг».

– Не дрейфь, – успокоила ее подруга, – «Промторг» значит, что они что-то производят, а потом продают.

– А «Хладожар»? Сначала охлаждают, а потом жарят, наверное.

– Или летом охлаждают, а зимой – жарят. Как тепловые вентиляторы, которые иногда прохладный воздух гонят, а если красную кнопку нажмешь, то начинают теплый гнать.

В этот момент журналисты, скучавшие за ограждением, оживились. Фотоаппараты защелкали, видеокамеры зажглись красными глазками, гул голосов стих. К группе участников подъехал зеленый «Тойота Ленд-Крузер» – глянцевый, сияющий, цвета весенней травы, весь покрытый наклейками, как чемодан, прибывший из Рио-де-Жанейро.

Грицак прищурилась.

– Кто это? – громко спросила она.

– Не знаю, – пожала плечами Чайникова, – думаю, что это наш главный конкурент.

Диана неотрывно смотрела на машину.

– Люська, – прошептала она, – сколько в этой машине лошадей?

– Лошадиных сил? – переспросила Люда, наблюдая за суетой журналистов, – двести сорок девять.

– Ах! – воскликнула Диана, мелко задрожав от волнения. – А фамилия, фамилия у него какая?

– Да это же миллионер Коровкин, хозяин «Хладожарпромторга», – прогудел откуда-то слева голос еще одного участника соревнований, высокого и с бородой.

Глаза у Грицак стали, как чайные блюдца.

– Ты что? Заболела? – переполошилась Чайникова.

– Помнишь, лжецыганка Ира нагадала мне встречу с принцем, у которого есть табун зеленых лошадей и сельскохозяйственная фамилия? – лихорадочно заговорила Диана.

Чайникова сморщила брови, напрягая память, но бьющее прямо в глаза солнце мешало ей сосредоточиться.

– Смутно, – призналась она.

– Так вот! Это он и есть! Коровкин! Йес! – триумфально пропела Грицак и решительно пошла в сторону зеленой машины.

Чен никуда не выходил. Рязанцев был в отчаянии. Было утро воскресенья, яркое солнце весело светило, но у полковника не было никаких идей. Где Ева? Что с ней? Чен был единственной ниточкой, ведущей к пропавшей девушке, но трогать его пока было нельзя.

Полковник сидел за столом и нервно барабанил пальцами по гладкой полированной поверхности.

– Передатчик не отвечает, – доложил капитан Сергеев.

– Может, попытаться его запеленговать? – спросил майор Берестов, известный спецназовец, много лет проживший на Дальнем Востоке.

– Пытались, – ответил ему связист, – видимо, передатчик сломан.

– Это очень плохо, – сказал капитан Сергеев, – потому что либо сумка с передатчиком попала в условия, несовместимые с эксплуатационными характеристиками, либо…

– Пресс гидравлический? Мартеновская печь? Асфальтовый каток? – прорычал Рязанцев. – Это новейшая военная разработка, передатчик не боится ни воды, ни высоких температур, ни давления, ни ударов, ни вибрации.

– Значит, его специально вывели из строя, – сказал Сергеев.

В кабинете повисла тишина.

– Я думаю, что зря такое ответственное дело было доверено юной сотруднице, – сказал Берестов.

– Лейтенанту Ершовой двадцать четыре года, – парировал Рязанцев. – У нее на счету две боевые антитеррористические операции. К тому же было необходимо, чтобы объект ею заинтересовался. Мы могли бы дать роль буфетчицы майору Тарасовой, пятидесяти трех лет. Убежден, что она тоже бы справилась с заданием, но…

– Что будем делать? – спросил Берестов.

– Следить за объектом, – сказал Владимир Евгеньевич. – Сейчас за квартирой Чена наблюдают двое. Увеличить число до трех. Кроме того, надо опросить всех свидетелей. И открыть уголовное дело по факту пропажи человека. Пусть им займется наша милиция, а мы постоим пока в тенечке.

Сергеев все добросовестно записал.

– Шеф, – спросил Берестов после паузы, – вы думаете, она жива?

Полковник закрыл глаза, потом с трудом открыл.

– Не знаю, – ответил он наконец. – Я не знаю.

Он достал сигарету и закурил.

Ева проснулась оттого, что перестала чувствовать свои руки. Испугавшись, она принялась шевелись запястьями. Через несколько минут кожа на руках порозовела, и девушка почувствовала боль и пощипывание. Она повернула голову и при свете дня оглядела помещение, в которое попала при таких драматических обстоятельствах. Это была ферма или заброшенный свинарник. Большой барак был разделен на две половины, посередине лежал дощатый настил, а пространство справа и слева было огорожено покосившимися оградками и высокими деревянными столбами, к одному из которых Ева была прикована. По полу были рассыпаны остатки навоза и соломы, часть окон была выбита, и оттуда дул резкий морозный ветер.

– Куда я попала? – пробормотала Ева. – Я, видимо, где-то в области, за пределами города.

В помещении царил полумрак, кое-где в разбитые окна проникали лучи света. Всюду царили разруха и запустение.

Оглядевшись, Ершова принялась осматривать столб. Наручники держали крепко, и сломать или разорвать цепь не было никакой возможности. Девушка посмотрела вверх. Столб был высоким, метра четыре высотой, и забраться на него для того, чтобы посмотреть, не удастся ли освободить руки, было также нереальной задачей. Тогда Ева опустилась на колени и пристально посмотрела на основание столба. Оставалось только одно – копать, пытаясь добраться до основания опоры. Но чем? Девушка огляделась. Поблизости не было ничего подходящего.

Майор Чабрецов, сотрудник уголовного розыска, сидел за столом и думал. В один день на него свалились две задачи. Почти одновременно пропали две женщины – восходящая звезда экрана Гнучкина, о пропаже которой заявили ее дети, и лейтенант ФСБ Ершова. И в обоих случаях следствие не располагало никакими явными уликами. То есть подозреваемые были и в том, и в другом случае, но оба раза их причастность к преступлению, если таковое действительно имело место, было недоказуемым. Проблема осложнялась тем, что подозреваемым в похищении актрисы Гнучкиной был известный режиссер, к которому благоволили многие руководители государства и который дружил со множеством известных и влиятельных людей, посему проводить допросы с ним, человеком капризным и избалованным славой, было трудно. Второй подозреваемый был еще хуже – корейский аспирант, по поводу которого ФСБ предоставило следствию документ, что он предположительно является посланником мирового терроризма, выведывающим информацию о технологии создания «грязной» ядерной бомбы.