Предшественников Лаврентия Берии — Генриха Ягоду и Николая Ежова — расстреляли тоже тут. Но Берию застрелил из своего «парабеллума» генерал Батицкий, застрелил прямо в подвале бункера, в присутствии маршала Конева и генерального прокурора Руденко. Так были «спрятаны концы в воду».

После рассказа Алеши Семен продолжил свою историю возвышения Хрущева.

— У Хрущева оставался один соперник — Георгий Маленков, глава правительства. Он мешал Хрущеву, и склоки в верхушке Кремля разгорались все больше. К тому же Хрущев злил старых кремлевских руководителей Молотова, Кагановича и Ворошилова своими диктаторскими наклонностями. То, что они терпели от Сталина, они не собирались терпеть от этого Иванушки-дурачка, каким считали его. Они затаили на него злобу и ждали момента для возмездия.

А Никита Хрущев становился все более популярной фигурой, и об этом ходило много разговоров. Прежние кремлевские руководители появлялись перед народом, словно иконы, редко и вели себя важно и статично. На этом фоне свойский Хрущев, — толстый, лысый и смешной, — стал для народа непривычно живой фигурой и казался простым и доступным. Он любил показываться перед людьми и прессой в колхозах, на заводах, на стройках, любил, чтобы его снимали для кинохроники и телевидения, для газет и журналов. Его популярности способствовала динамичность поведения: он размахивал короткими руками, мимика его обрюзгшего лица часто и живо менялась. Говорил он простым, понятным всем языком, сыпал народными поговорками — это тоже нравилось простым людям. Между собой его все чаще фамильярно называли «Никита», «наш Никита», а то и «царь Никита». Он много разъезжал, много выступал, будоражил своей энергией других. После жесткой диктатуры Сталина началась активизация общественной жизни, и люди назвали этот процесс «оттепелью».

В семье Гинзбургов тоже обсуждали его личность. Сидя за столом с Августой и Алешей, Семен говорил:

— Когда речь идет о власти, надо присмотреться, где начинается ее сущность и где кончается ее видимость. Хрущев смешон примитивностью своего самодовольства — как он выступает, как размахивает руками!

Августа добавляла:

— Да, он удручающе провинциален, ведь давно живет в столице и контактирует с образованными людьми, но к нему совершенно не пристали ни культура речи, ни манера поведения. Грустно думать, что это один из руководителей нашей страны.

— Вот именно, — заключал Семен. — Есть мудрое наблюдение: каждый народ имеет такого правителя, какого заслуживает. Возможно, мы могли бы иметь другого — русская интеллигенция всегда была богата мыслителями, интеллектуалами. Но большевики с самого начала не дали им ходу, планомерно уничтожали, высылали их и заместили такими вот примитивами, как Хрущев. Его примитивность сказывается и в стиле руководства: по-простецки, по-мужицки, без расчета рубить с плеча. Все это фарс невеликого ума. Ему нужны интеллигентные советники, без них у него будет много просчетов, и он наделает много дорогостоящих чудачеств. А он как раз разогнал вокруг себя всех интеллигентов, и в первую очередь евреев. Когда-нибудь это ему откликнется.

Алеша внимательно вслушивался в рассуждения отца.

* * *

Хрущев все больше давал волю своему невоздержанному характеру и нередко удивлял других членов правительства несуразными выходками. В 1954 году отмечали 300-летие подписания между Россией и Украиной договора, по которому Украина стала частью Российской империи.

К юбилею сняли фильм «Богдан Хмельницкий», в котором воспевалась дружба украинцев с русскими, чего на самом деле никогда не было.

Хрущев раньше был первым секретарем украинского ЦК партии и считал себя почти хозяином Украины. Он приказал устроить в Киеве пышное празднование и выступил там с горячим докладом:

— Дорогие товарищи, это наш общий великий праздник, праздник дружбы русского и украинского народа. Вот я вам процитирую, что писали в письме Богдану Хмельницкому казаки Запорожской Сечи 3 января 1654 года: «А замысел ваш, щоб удатися и буди зо всем народом малороссийским, по обоих сторонах Днепра будучим, под протекцию великодержавнейшого и пресветлейшого монарха Российского, за слушный быти признаваем, и даемо нашу войсковую вам пораду, а бысте того дела не оставляли и оное кончили, як ку найлутшой ползе отчизны нашой Малороссийской…» И вот, дорогие товарищи, мы навеки вместе! — Он сжал кулаки, потряс ими в воздухе, разошелся и неожиданно выкрикнул: — В честь такого великого праздника Россия дарит Украине… — сделал паузу и продолжил: Россия дарит Украине Крым.

В президиуме возникла некоторая растерянность, все опешили, никто ничего подобного не ожидал, Хрущев сделал шаг без консультации с другими, но «подарок» был объявлен, и люди в зале горячо зааплодировали. Протестовать было уже поздно и неуместно. Пришлось аплодировать и президиуму.

Когда русские прочитали эту новость в газетах и услышали по радио, многие были удивлены и даже раздражены: «Как этот Хрущ себе позволяет такое? Распоряжаться русской землей… Русские завоевали Крым своей кровью два века назад, и с тех пор Крым считается русской территорией!»

И в Москве кремлевские руководители затаили на Хрущева злость.

Семен с Августой тоже обсуждали эту странную затею:

— Какая наглая выходка! В Советском Союзе все республики слиты в одно целое и все находятся под прессом России. Но этот союз может оказаться невечным. Кому тогда будет принадлежать Крым? Вот именно. Хрущев действует, будто он царь-самодержец. Так он всю Россию раздарит. Вон китайцы считают, что Сибирь — это их древняя территория. Чего доброго, он и Сибирь им отдаст.

Алеша, прислушиваясь к разговору, быстро написал:

Родители с улыбкой послушали, но сразу сказали:

— Ты этого никому не показывай, не становись на опасный путь: за такие стихи запросто могут арестовать.

* * *

Маленков и Хрущев относились друг к другу все с большим подозрением: не собирается ли другой избавиться от него? Когда Хрущев вдруг «подарил» Крым Украине, Маленков накричал на него:

— Ты, Никита, что, с ума сошел? Какое право ты имеешь принимать решения волюнтаристски, без согласования со мной и другими членами Президиума?!

Хрущев слово «волюнтаристски» посчитал оскорблением и выпучил глаза. Он обиделся. И в конце 1954 года наконец решился на атаку, пока с глазу на глаз.

Он обвинил Маленкова:

— На твоей совести «ленинградское дело»: ты вел следствие и допросы, по твоей наводке расстреляли члена Политбюро Вознесенского, секретаря ЦК Кузнецова, председателя Совета Министров РСФСР Родионова и многих других ленинградцев. У тебя в кабинете их прямо и арестовали. Ты руководил репрессиями еще тысяч ленинградцев. У меня собраны документы.