Пришли Павел с Марией, Семен рассказал новость и им.

Павел покачал головой:

— Итак, хитрый мужик Хрущев сумел устроить еще один переворот. Кончился послесталинский триумвират — Никита всех раскидал и остался один.

— Вот именно. Но на этот раз ему удалось все устроить без применения силы: Маленкова сняли с формулировкой «недостаточный опыт». Правда, в ведении электростанций у него нет вовсе никакого опыта.

— У кого же опыта больше — у Хрущева?

— Во всяком случае, опыта избавления от соперников у него больше. Пока на место Маленкова назначили безликого Николая Булганина, но я уверен, что это лишь временно. Это трамплин для Хрущева, чтобы самому сесть в кресло председателя правительства, быть, как Сталин.

Павел выпил водки, крякнул и засмеялся:

— А Хрущев-то становится настоящим кремлевским вышибалой.

Августа вздохнула:

— Все это было бы смешно, когда бы ни было так грустно.

Все сидели грустные, озабоченные. Августа вышла в кабинет, там полки были уставлены собраниями сочинений классиков, которых много издавали в 1950-е годы. Она взяла из книжного шкафа книгу, принесла в столовую, раскрыла:

— Я хочу процитировать вам Анатоля Франса. Слушайте, это рассуждения аббата Жерома Куаньяра о строе правления: «Со всех сторон, из всех щелей выползут честолюбивые бездарности и полезут на первые должности в государстве… Зло это еще возрастет благодаря громким скандалам… И таким образом по вине некоторых будут заподозрены все»[20]. Написано прямо про наше время и наше правительство.

Семен обнял жену:

— Ты умница, конечно, это очень похоже. Вот именно.

На другой день Моня Гендель сказал Алеше:

— Если у главы правительства не было опыта, как же он правил нами? Напиши эпиграмму, чтобы в деревнях распевали, как частушку. Можешь?

Алеша сочинил:

Алешину частушку пели потом по всем деревням.

На этом закончилась история возвышения Хрущева, рассказанная Семеном Гинзбургом.

Племянник Павла по материнской линии Саша Фисатов закончил юридически факультет Московского университета в 1956 году. Это произошло через семнадцать лет после его первой неудачной попытки поступить туда в 1939-ом. Следующие годы ушли у Саши на войну и заключение в лагере для бывших военнопленных. Да, какие только пути порой не ведут в адвокатуру…

Летом 1953 года в воркутинском исправительном лагере особого назначения неожиданно ослабили строгости и улучшили питание. Зэки поняли: произошло что-то необычное, не иначе, как сам «батька» Сталин сдох.

Почти все они являлись бывшими военнопленными немецкой армии. В первые два года войны немцы сумели окружить и разгромить советские войска на всех фронтах и взяли в плен 5,7 миллионов солдат, 57 процентов из них были убиты или умерли от истощения в невыносимых условиях. Все выжившие и вернувшиеся в Россию из плена подвергались «фильтрации» органами СМЕРШа и почти всех обвинили в измене за то, что они сдались в плен. По статье 58 п. 10, общей для обвиненных в шпионаже, их выслали в специальные исправительные лагеря на десять лет. В западной части России было девяносто девять лагерей ГУЛАГа[21], из них сорок восемь — для осужденных советских солдат. Одним из самых жутких лагерей был воркутинский.

Еще через полгода после улучшений, в октябре 1953 года, зэки заметили, что хмурые охранники ходят с повеселевшими лицами, тихо переговариваются и дружно смеются. Они повторяли что-то вроде частушки: «Берия, Берия, вышел из доверия…», и люди поняли: кончилось для них время тирании. Так дошла и до лагерников эпиграмма Алеши Гинзбурга.

Посмеивался вместе со всеми и зэк Александр Фисатов, ветеран посадки 1945 года. После отбоя он с ребятами обсуждал на нарах, что будет с ними дальше. По сроку ему оставалось еще два года, но начались чудеса — кое-кого стали освобождать до срока. Сашу Фисатова тоже вызвали к коменданту, конвоир приказал: «С вещами!»

Вещей, собственно, никаких не было — мешок с запасными портянками и тряпьем. В кабинете коменданта на стене он увидел на месте бывшего портрета Берии темное пятно, а под ним сидел незнакомый капитан госбезопасности и заинтересованно смотрел на заключенного. Перед ним стоял навытяжку исхудавший до предела немолодой уже человек, с седой арестантской стрижкой, кожа на лице серого оттенка — следствие работы глубоко под землей в никелевых рудниках. На грязном бушлате нашивка «Ф 454». В общем, старик стариком, а по документам ему всего тридцать один год.

Капитан покачал головой:

— Вольно, не тянитесь. Вас сейчас отведут в санпропускник мыться, выдадут новую одежду и накормят. Потом поедете со мной.

Впервые за восемь лет с ним разговаривали на «вы», впервые дали чистое белье и выдали новый комплект обмундирования, да не серого, арестантского, а зеленого, солдатского, шинель и новые сапоги. А главное, все без нашивки «Ф 454». Капитан повел его в офицерскую столовую, посадил с собой за стол, и официантка принесла им горячую еду в тарелках, а он и тарелок давно не видел, одни алюминиевые миски.

— Кушайте, пожалуйста.

Саша давно не видел молодых женщин, засмотрелся на фигурку с белым передником.

— Спасибо большое, — вежливо поблагодарил он.

Капитан удивленно посмотрел на него, а Саша смотрел на тарелку, как бы изучая ее. Все было, как во сне. Такой вкусной еды он не ел восемь лет. Ему хотелось есть медленно, наслаждаясь каждым глотком и куском, но он едва мог сдерживать себя.

Капитан сочувственно предупредил:

— Ешьте спокойней, не накидывайтесь на пищу, чтобы не заболел желудок.

Саша подумал: «Неужели он беспокоится о моем здоровье?» — и поблагодарил:

— Спасибо большое, гражданин начальник.

— Зовите меня «товарищ капитан».

Саша удивленно замигал — восемь лет он обязан был говорить всей охране «гражданин начальник». Сказал еще вежливей:

— Благодарю вас, товарищ капитан. Вы очень добры.

Капитан даже застыл, так поразился его вежливости и мягким манерам, не идущим к образу закаленного зэка. И буркнул в ответ:

— Не за что.

— Нет, нет, товарищ капитан, я действительно очень вам благодарен…