установке в настоящих группах с такими именами, как Freak Baby, Mission Impossible и Dain Bramage. Навыки росли в геометрической прогрессии, и я использовал все приемы, которым научился, подыгрывая любимым пластинкам, в конечном счете становясь чем-то вроде демоверсии любимых барабанщиков. Когда я сел за настоящую барабанную установку, оказалось, что из-за репетиций, представляющих собой битье подушек, я играл ужасно грубо и тяжеловесно (можно сравнить с бегуном, тренирующимся на песке). Я рвал барабанные обшивки и ломал тарелки с такой пугающей (и весьма дорогостоящей) частотой, что стал завсегдатаем местного музыкального магазина, постоянно заменяя сломанное оборудование, а измученные сотрудники радостно забирали мои деньги, неделя за неделей.

Однажды, проходя мимо доски объявлений с листовками и рекламными объявлениями на стене у входной двери музыкального магазина, я краем глаза заметил ксерокопированный лист бумаги, на котором было написано:

SCREAM ИЩЕТ БАРАБАНЩИКА. ЗВОНИТЬ ФРАНЦУ.

«Этого не может быть», — подумал я. Во-первых, с какой стати Scream, всемирно известной группе, давать объявление о прослушивании барабанщиков в музыкальном магазине в такой дыре, как Фолс-Черч в Вирджинии? И во-вторых, как они могли найти барабанщика, который мог приблизиться к игре Кента Стакса на их невероятных записях? Не веря своим глазам, я записал номер и решил, что позвоню, пусть даже только для того, чтобы сказать друзьям, что разговаривал с САМИМ Францем Шталем по телефону. Мне было семнадцать, я все еще учился в старшей школе и играл с двумя лучшими друзьями в группе под названием Dain Bramage, так что определенно не обладал достаточной квалификацией и не был готов вступить в такую серьезную группу, как Scream.

Но я не мог упустить возможность хотя бы раз поиграть с ними, чтобы было о чем рассказать друзьям. Моя нелепая юношеская фантазия о спасении их концерта, возможно, воплотилась этим неожиданным поворотом судьбы. В глубине души я чувствовал, что должен позволить Вселенной вести события своим чередом.

Я помчался домой и нервно набрал номер с телефона на рабочем столе матери, отодвигая в сторону тетради с домашними заданиями, которые ждали проверки. К моему удивлению, Франц ответил и, после того как, заикаясь, я зачитал ему воображаемое резюме (ложь), сказал, что группе негде сейчас репетировать, но он запишет мой номер и перезвонит, когда они смогут устроить джем. Я воспринял это как хороший знак и стал ждать. Конечно, во время первого звонка я не упомянул несколько важных деталей. Самое вопиющее упущение? Мой возраст. Я не представлял, что он позволит пройти прослушивание семнадцатилетнему подростку без машины, который все еще живет с мамой, поэтому сделал то, что сделал бы любой амбициозный молодой рокер: напиздел, что мне двадцать один.

Проходили недели, а от Франца не было вестей, поэтому я подумал, что попробую еще раз, и снова набрал его номер в надежде, что он потерял мой. Трубку взяла его девушка и после долгой беседы пообещала, что заставит его позвонить мне. (Теперь, в своем преклонном возрасте, я знаю: если тебе что-то нужно от музыканта, обратись к его девушке.) Это сработало, и через несколько часов он перезвонил. Мы договорились о времени и месте, выбрав грязный подвал в Арлингтоне.

Я уговорил сестру одолжить мне белый «Фольксваген Жук» 1971 года выпуска на вечер и чудом сумел запихнуть в него свою барабанную установку (тот еще тетрис!). Места едва хватало, чтобы дышать, не говоря уже о том, чтобы переключать передачи во время вождения, но ничто не могло удержать меня от прослушивания. Я сходил с ума от волнения, мчась по шоссе и представляя, что просто нахожусь В ОДНОЙ КОМНАТЕ с Питом, Скитером, Харли и Францем, взрывая им мозг охренительной игрой, воплощая в жизнь свои рок-н-ролльные фантазии.

Когда я приехал, меня встретил Франц, и только Франц. Я уверен: он сказал другим, что мое прослушивание, вероятно, пустая трата их времени, не ожидая ничего хорошего, после того как услышал мой чмошный, явно не двадцатиоднолетний голос по телефону, и избавил их от мучений. Мои мечты о встрече на одну ночь с великой группой Scream мгновенно рухнули, но это не помешало мне играть так, будто от этого зависела моя жизнь.

Потому что так и было.

Франц был на удивление впечатлен и спросил, не хочу ли я вернуться и еще раз поджемить. Я не мог поверить своим ушам. Я прошел, по крайней мере, первый этап. Радостный, будто только что выиграл в лотерею, я согласился, методично запихнул свою барабанную установку обратно в «Фольксваген» и, гордый, поехал домой.

Следующее прослушивание прошло уже в полном составе. Очевидно, Франц сказал группе, что меня стоит послушать, и остальным было любопытно посмотреть, как этот тощий непонятный паренек из Спрингфилда, знающий каждую их песню, дубасит по дешевой ударной установке Tama, будто играет на переполненном стадионе. Теперь все было по-взрослому. Меня окружали лица, которые до этого момента я видел только на обложках пластинок или на сцене из зрительного зала, где танцевал от души и подпевал во все горло. Подвал буквально ходил ходуном от потрясающего звука Scream, хотя профессиональную барабанную игру Кента теперь заменяли мои бешеные неандертальские удары, усиленные годами бега по песку.

После очередной триумфальной репетиции я начал понимать, что мое желание сыграть со Scream, чтобы хвастаться перед друзьями, превращалось в нечто более серьезное. Они единогласно решили, что я барабанщик, которого они искали, так что теперь передо мной маячила реальная возможность присоединиться к группе с именем и с убийственным репертуаром, у которой были преданные поклонники и которая гастролировала не только по стране, но и на международном уровне. Моя мечта сбывалась.

Я БЫЛ НА РАСПУТЬЕ. В школе особых перспектив у меня не было, и с каждым печальным табелем успеваемости все больше и больше было похоже на то, что меня ждет монотонная жизнь простого работяги в захолустье. Сердце было полностью посвящено музыке, моей единственной страсти, поэтому оценки (и посещаемость) к тому времени упали до точки невозврата. Нерадостные новости для матери: она была учительницей в местной средней школе, а я, ее единственный сын, мчался по тупиковой улице, в конце которой меня в лучшем случае ждал школьный психолог, а в худшем — отчисление. А еще был отец и его мечта о том, чтобы