– Даже и не знаю, что сказать на это, – медленно проговорил потрясенный Прокопенко.

– Только не подумайте, что этому нас учили в семинарии, – наклонившись к собеседнику, тихо сказал отец Василий, – это я сам раскопал в библиотеке. И выводы сугубо мои личные и оценка моя.

– Если бы я не знал, что вы священник, – покачал головой Прокопенко, – то решил бы, что такой анализ сделан военным, только верующим.

Отец Василий хитро усмехнулся этому замечанию и бодро поднялся со стула.

– Вы вот что, Николай Петрович, – сказал он, – поручите-ка объявить по вашему сельскому радио, что священник восстанавливаемого храма отец Василий приглашает всех желающих прийти на встречу сегодня, часиков в семь вечера... ну, хотя бы сюда, к зданию правления. А я пока схожу к храму, посмотрю, как там и что. Хорошо?

– Да, конечно, сделаю, – рассеянно кивнул головой Прокопенко, а затем как будто опомнился: – Послушайте, а где же вы жить-то собираетесь?

– Не знаю, – улыбнулся священник, – пока не думал. Поговорю с сельчанами, может, кто и приютит на первое время.

– Я, пожалуй, найду сейчас нашего Кузьмича, зав. клубом. У него есть там одна комнатенка. Он в ней сам частенько ночует, когда поддаст сильно, – Прокопенко щелкнул себя пальцем по горлу. – А иногда приезжие артисты там ночуют.

– Правда? – удивился отец Василий.

– А вы что, думали, у нас такое уж захолустье? – гордо заявил управляющий. – Раза два-три в год артисты приезжают с концертами.

– Да ну? – удивился отец Василий. – Филармония?

– Не совсем, – замялся управляющий, – шефы из средней школы с самодеятельностью, народный театр из райцентра...

– Здорово, – похвалил отец Василий, – вы даже не представляете, как это здорово.

– Уж я-то представляю...

Под внимательными взглядами сельчан отец Василий вышел из правления, и не спеша двинулся в сторону храма. Те, кто его строил больше сотни лет назад, место выбрали великолепное, на крутом обрыве над рекой. Наверное, хорошо видны были золотые купола с реки. А как над рекой в вечерней тишине плыл колокольный звон, сзывающий на службу! Когда-то село начиналось именно с этого края. Теперь только одичавшие плодовые деревья и буйно разросшийся кустарник напоминали, что здесь тоже стояли хаты. Священник помнил, что ему рассказывали об истории этого храма. Когда сюда пришла советская власть, село дважды сжигали практически до тла. Сначала красные, потом белые. Одно время в храме была казарма размещенного здесь отряда ЧОНовцев, потом из него сделали склад пушнины. Потом случился пожар на складе по чьей-то халатности. Виновника расстреляли или посадили, а храм так и остался выситься черным надгробным памятником над рекой.

Даже с расстояния метров в пятьсот было видно, что кладка в основном сохранилась. Сгорели перекрытия и стропила, все поросло бурьяном и кустарником, но стены устояли, вопреки всем социальным потрясениям. Отец Василий шел по тропе в сторону обрыва и дышал чистым воздухом, наполненным лесными запахами. Тропа была утоптанная, виднелись даже следы автомобильных колес. Священник вспомнил, что расчистка развалин уже началась и машинами вывозился мусор. Кроме того, тропа вела мимо храма к спуску. Там внизу стояла коровья ферма, и работникам ходить туда мимо храма было ближе.

Отец Василий не спешил. Хорошо не только дышалось, но и думалось. Тайга, совсем почти не тронутая тайга. Практически первозданная природа. Наверное, здесь будет хорошо служить, подумал священник, только вот сынишке придется ездить в школу в такую даль. А каково здесь зимой? Говорят, что морозы достигают минус пятидесяти. Отец Василий шел легким шагом, ступая по траве почти неслышно – не потому, что он хотел скрыть свое передвижение, а потому, что ему не хотелось нарушать своими шагами покоя природы. Дорога раздваивалась. Точнее, одна дорожка свернула влево к ферме, а к храму вела еле заметная тропка, которую почти скрывала выросшая трава, которую не смогли склонить колеса грузовиков. Отец Василий глянул влево и шагнул к храму, когда внутри у него вдруг что-то щелкнуло.

Священник остановился как вкопанный. Послушные мышцы напряглись, готовые к действию, мозг быстро перебирал в голове, что же привлекло внимание и не соответствовало гармонии окружающего. Неясное чувство тревоги заполнило все внутри. Отец Василий понял, на что он успел обратить внимание боковым зрением. Боевые рефлексы его не оставляли и глаз был по прежнему остр.

Отец Василий сделал шаг назад и посмотрел в сторону тропы, ведущей на ферму. Метрах в двух от тропы прямо над землей за куст зацепилась какая-то белая тряпка. Что-то ему сразу подсказало, что ее принесло сюда не ветром. Подойдя ближе, отец Василий сразу обратил внимание, что на утоптанной тропинке и на траве возле нее большое пятно, которое не успело высохнуть. Он присел на корточки, сорвал травинку и поднес ее к носу. И без этого было понятно, что здесь разлили молоко. Естественно, ведь тропинка ведет к ферме. Но его тут разлили всего несколько минут назад, а навстречу священнику никто не попался. А тут еще в стороне от тропинки на кусту висит явно женская косынка. И трава примята, как будто тащили что-то тяжелое. У куста две ветки сломано, как раз на высоте колен взрослого человека. Все связалось воедино и картина вырисовалась зловещая.

Отец Василий быстро подобрал полы рясы, чтобы она не цеплялась за кусты. В одеянии священника по кустам тихо не пройдешь, а тут свершилось что-то нехорошее, причем всего несколько минут назад. Тут священник заметил на травинке еще и каплю крови, еле заметную. Приглядевшись, он нашел еще пару. Такие говорят не о ножевом или пулевом ранении, скорее всего, разбита голова или лицо. Косынка, которую отец Василий снял с куста и поднес к лицу, пахла еле заметно. Это был запах женских волос, солнца и еще чего-то – может быть, остатки запаха дешевых духов. Кто же мог напасть на женщину в этом сибирском раю? Какие злодеи тут могут встречаться? Хоть бы не тигр. Хотя тигр не оставляет человеческих следов, а тут продирались кустами двое. А вот и объяснение. На чуть влажной земле ясно отпечатался небольшой след, всего лишь часть подошвы ботинка. Характерный рисунок заставил отца Василия нахмуриться. Такого отпечатка он не забудет никогда, даже если очень захочет. Это был отпечаток кирзовых рабочих ботинок, какие выдаются заключенным, отбывающим наказание в колониях. Да, напомнил себе священник, дал ты маху с «сибирским раем». Забыл про колонии, которых здесь и дальше на восток полным-полно.

Отец Василий осторожно пробирался через кусты, приглядываясь к еле заметным следам и примятой траве. Только мы поговорили с Прокопенко о гражданском долге, – вспомнил священник свой недавний разговор с управляющим, – и на тебе. Господи, помоги мне справиться, не дай свершиться злодеянию, спаси и сохрани Господи меня и эту женщину!»

Впереди ясно послышались звуки какой-то возни и раздраженное бормотание. Священник присел на корточки и прислушался. Звуки доносились не из-за стен храма, а из пристройки, от которой огонь пожар оставил лишь каменные стены без крыши и черные проемы окон и двери. Как гнилые зубы в щербатом рту, пришло на ум отцу Василию неожиданное сравнение. Осторожно ступая по траве, он приблизился к двери. Опускавшееся солнце светило прямо в дверной проем – значит, оно их будет слепить, обрадовался отец Василий.