…Несколько часов лежания на камнях на суженной части горной дороги можно было сравнить с засадой, устроенной охотниками в лесу на кабана. Тропка есть, кто-то всем сказал, что кабан по ней ходит несколько раз в день… Может, и так. Но прошло уже больше четырех часов, как они здесь находятся, и пока тишина.

Айван и Матас – это первые, с кого Федор старался не спускать глаз. Они взрослые мужчины, каждому около тридцати пяти – сорока лет. Похоже, побывали во Вьетнаме. Федор предположил так потому, что несколько раз слышал, как Матас в разговоре со своим другом упоминал имя президента Вьетнама Хо-Ши-Мина.

Матас, похоже, литовец. Сегодня утром он подошел к Айвану и сказал «Лабас ритас». Это уловил Федор, когда делал вид, что еще спит. А потом, когда сворачивал спальный мешок, боковым глазом обратил внимание, как они о чем-то шушукаются, рассматривая винтовку М16. С ней Кулибину уже приходилось встречаться. Правда, всего один раз, когда у него была возможность ее внимательнее рассмотреть и опробовать. Это было на операции под Кундузом.

Тогда задача перед его группой была поставлена, на первый взгляд, несложная: перекрыть проход к ущелью. Несколько раз им приходилось вести скоротечные бои с несколькими отрядами душманов, стремившимся заминировать дорогу. Но на третий день Федор решил проверить одну точку, которая ему напоминала наблюдательный пост, – небольшую пещеру.

С двумя солдатами он скрытно перебрался по скале вверх, между камнями прополз на скальный выступ и опешил, в ту пещеру можно было пролезть только отсюда. Но если два дня из нее в них никто не стрелял, значит, душманы посчитали это место неудобным для ведения боя. А то, что они здесь были, – об этом говорили разбросанная замасленная бумага с вмятинами от патронов, гильзы, стальная коробка из-под патронов.

Спуститься в пещеру он не решился, посчитав, что проход в нее заминирован. А вот гранату в нее нужно бросить, но вначале необходимо предупредить солдат, находящихся внизу у входа в ущелье, чтобы не открыли огонь по этой пещере.

Махнул рукой своим бойцам, стоявшим ниже, что нужно возвращаться, и, перепрыгнув с одного камня на другой, боковым зрением увидел справа от себя трех мужчин, стоявших в полный рост и целившихся в него из карабинов. И этой доли секунды ему хватило кинуться под камень, защитивший его от выстрелов. После взрыва гранаты, брошенной им в то место, откуда в него стреляли, он сразу высунуться из своего временного укрытия не рискнул. И только после брошенной и взорвавшейся второй гранаты выглянул.

На площадке не было никого. Перелез немножко вперед и спрятался за другим камнем.

«Видно, стрелки успели уйти от взрыва, – подумал он, – и сейчас, скорее всего, ждут меня, прячась где-то рядом, за камнями».

– Товарищ командир, – прошептал подползший солдат, – я слышал стоны после взрыва.

– Точно?

– Ну!

– Их там было трое, – и Федор выглянул наружу.

Посередине площадки была небольшая лужа крови, чуть ближе к нему лежала винтовка М16 с оптическим прицелом. Рискнул, выскочил из своего укрытия, схватил ее и бросился назад. Выстрелов не было. Передав оружие солдатам, кинул несколько «лимонок» в проход пещеры. Взрывы были глухими. Перекрестившись, Федор дал своим бойцам команду спускаться вниз, к своей группе.

Напряжение росло, душманы в любое время могли начать атаку, и поэтому Федор только урывками посматривал на американскую винтовку. На вид красивая, удобная, но в то же время тяжеловата и крупнее автомата Калашникова.

Да, та винтовка, которую Матас держал в руке, что-то показывая на ее прикладе Айвану, была та же американская М16. Чем он хвастался? Случайно, не отметками количества убитых из нее людей? А вместе с этой мыслью все большая злость закрадывалась в душу Федора на этих людей.

«Долго ли вам жить, посмотрим!» – подумал он. И Бога молил про себя, чтобы не появилась здесь сейчас колонна русских или мирных людей, дехкан, возивших по этому ущелью на продажу в Кабул овощи, фрукты выращенные в своих кишлаках.

Свою винтовку Матас отложил в сторону и, вытащив из бокового кармана жилетки пачку сигарет, закурил. Федор начал осматривать М16. Во сколько крат, интересно, у нее оптический прицел? И «щечка» для удобства прицеливания имеется. И… три полоски, начерченные на светло-каштановом прикладе, хорошо видны. Даже четыре. Значит, Матас уже раньше занялся своим делом – убийством людей. Интересно, кого он убил? Файзулла это знал, а значит, если Федор – это Файзулла, то вопрос Матасу будет глупым. Даже потерей памяти не прикроешься в таком случае. А что говорить, Файзулла вел сюда этот отряд с гор Панджшера и, наверное, и сам не одну отметину поставил на своем прикладе. И невольно глянул на приклад своего автомата, отметок нет.

Фарид говорил, что Файзулла был жестким человеком. Единственное, что облегчает положение Федора, что тот разговаривал со всеми только на русском языке и заставлял так говорить всех. И еще одна поправка, любимые выражения Файзуллы – «финиш», «бляха», говорил очень коротко, никогда ничего не объясняя. И всегда начинал разговор с глагола: «иди…», «дай…». Это нужно не забывать, как и то, что нужно тереть пальцами левый глаз.

Федор боковым зрением отметил, что с него не сводит глаз Усман. Трудно определить возраст этого человека. Даже по его седой козлиной бородке и усам не скажешь, что ему больше сорока. Поседеть он мог и в молодости, увидев что-то страшное. А на войне этого хватает. Что играло не в пользу его возраста – это активность, все движения быстрые, готов в любую секунду сделать «бросок кобры». Хотя и с такими людьми Федору приходилось встречаться в жизни. Следующее, что отметил он, Усман старался ни с кем не разговаривать, держался от всех отдельно. Даже несмотря на жару, ходил в чалме из коричневой ткани, а это говорит о том, что он здешний, афганец или иранец, может, пакистанец или узбек, таджик. Да хоть кто, все равно он мой враг.

«Да, Усман, – вглядываясь в даль, думал Федор, – ты первый, кто почувствовал что-то неладное со мною после ранения. И поэтому начинать нужно именно с тебя. Фарид говорил, что ты в отряде выполняешь роль смотрящего и ввели тебя в отряд в Панджшере, а не в пакистанском лагере. Интересно, чей же ты человек? Масуда, Хана или Башира, а может и?..» – и Федор стал растирать пальцами левый глаз.

«…Да, много у них здесь партий. Жаль, что Файзулла некурящим был человеком. А так тянет закурить… – сглотнув слюну, Федор посмотрел в сторону Айвана. – И дай бог, чтобы то, что говорил Файзулла, совпало. Ты, Усман, две ночи пропадаешь где-то, я делаю вид, что об этом не знаю. И поэтому мне ничего не оставалось, как согласиться сегодня с тобою выйти поохотиться на этой дороге. Скорее всего, это проверка меня. Знаю, что у шурави интереса к этому месту нет, он может быть только у Царандоя и правительственных войск. Это все же их страна, плюс это место приближено к Кабулу, а держать у столицы душманские банды опасно. Это точно!»

* * *

Отара овец, появившаяся справа от перевала, заинтересовала только Матаса. Приникнув к прицелу, он рассматривал двух пастухов, идущих с длинными палками по камням. Они были не вооружены.