Текстильный бизнес (а это очень влиятельные люди) постоянно требует не просто рынков, а быстро меняющихся рынков: для этого нужно, чтобы существовала мода, ради которой женщины каждый сезон меняли бы одежду[102]. Нанятые текстильщиками экологи подчеркивают, что «высокотехнологичные и качественные вещи, созданные с комплексной экологической ответственностью, конечно, стоят дороже»[103].

Экологи лицемерят, утверждая, будто для покупателя это означает, что вещь служит дольше и ее не придется часто менять: ведь весь смысл бизнеса, основанного на моде, — в ежегодной (а во многих местах на планете — дважды в год и чаще) смене одежды модниками. Совсем не случайно Карл-Йохан Петерсон, генеральный директор экоориентированной шведской компании H&M — одного из крупнейших в мире производителей одежды, — заявил по поводу медийной кампании вокруг выступления Греты Тунберг в ООН, что «движение, которое осуждает потребление, представляет собой серьезную социальную угрозу»[104].

Будучи финансово и организационно зависимыми от бизнеса и истеблишмента, природоохранные организации сами становятся неотличимыми от бизнеса по моделям поведения. Природоохранные игроки усвоили повадки крупных корпораций, все больше эволюционируя в сторону превращения в бизнес. Прежде всего структурные преобразования в сфере охраны природы превращают экологические организации в подобие бизнес-структур. Меняется и тип поведения — на «рыночно ориентированный»: организации стремятся пополнять бюджет, для чего вынуждены заниматься рекламой, продвижением и работой с целевыми аудиториями на рынке частных, государственных и благотворительных (например, фонды) доноров.

Одной из самых порочных практик крупных природоохранных неправительственных организаций является так называемый greenwashing («зеленое отмывание»), то есть раздача «зеленых индульгенций» компаниям, загрязняющим окружающую среду и угрожающим дикой природе, в обмен на финансовую помощь и сотрудничество.

Так, WWF «пытается сделать мир лучше», взаимодействуя с крупнейшими мировыми агропроизводителями, которые контролируют до 25 % всего рынка сельскохозяйственного сырья (сахар, какао, пальмовое масло, морепродукты и прочее). Учреждены отраслевые круглые столы, устанавливающие правила производства той или иной продукции (Круглый стол по ответственному производству сои, Круглый стол по экологически рациональному производству пальмового масла и так далее). Продукция, произведенная из сырья, выращенного в соответствии с установленными правилами, маркируется как «устойчивая», «ответственно выращенная». WWF даже не скрывает своих связей с крупным бизнесом: это сознательный выбор, который всячески пропагандируется с утверждениями, что без партнерства с бизнесом экологи ничего достичь не могут.

Если верить Джону Кастелу, бывшему капитану знаменитого гринписовского корабля Rainbow Warrior[105], Greenpeace заключал сделки с такими нефтяными гигантами, как BP и Exxon, в рамках которых нефтяники отказывались от судебных преследований экоактивистов в обмен на отказ гринписовцев от нападений на определенные нефтяные поля. Стоит ли удивляться, что, по словам Кастела, трудовые соглашения сотрудников запрещают всякое не согласованное с руководством разглашение информации о внутренней практике Greenpeace. Аналогичные соглашения подписывают и сотрудники WWF.

Говоря о российской практике боевых экологов, Александр Водяник в 2016 году подчеркивал: «Тандем Greenpeace и WWF последние 20 лет выступают в качестве „общественного министерства экологии“. И совместно с реальным Минприроды сначала создают искусственные экологические барьеры для бизнеса и общества, а потом продают разрешения на „доступ к телу“. Ежегодно бизнес перечисляет в бюджет около 30 миллиардов рублей экологических платежей. А процесс оформления документации обходится предпринимателям еще приблизительно в 150 миллиардов. Как это назвать, если не продажей экологических индульгенций»[106]

В текстильном бизнесе сейчас модные бренды и экологи оценивают вред окружающей среде деньгами: одну тонну CO2 оценивают в 7,5 фунта стерлингов, а за расчеты отвечает транснациональная экологическая организация «Забота о климате» (ClimateCare). «Но заплатить за след — не значит прийти к углеродной нейтральности. Это называется откупиться» (от боевых экологов). По признанию самих боевых экологов, «пока углеродная нейтральность — это гринвошинг. Нет компаний, которые бы на 100 % компенсировали вред выбросов»[107].

Важно то, что боевые экологи поставили себя на высокодоходную службу финансовому капиталу в его конкуренции за денежные ресурсы с промышленным капиталом. Например, в начале 1990-х годов Greenpeace кардинально пересмотрел свою стратегию, приняв решение прекратить выступать против всего бизнеса в целом, сознательно заручившись поддержкой части мирового финансового истеблишмента, прежде всего страховых компаний-гигантов, занимающихся перестрахованием рисков малых и средних страховщиков, но не только их.